Семьдесят третья параллель - [6]

У Экзюпери выписал прекрасные слова в свой дневник: «Земля помогает нам понять самих себя, как не помогут никакие книги. Ибо земля нам сопротивляется. Человек познает себя в борьбе с препятствиями». Что можно тут добавить? Все сказано.

Снова вспоминаю о случае с Николаем Еремичевым. После ночевки в тундре его отправили на базу в Харасавэй, оттуда — самолетом в Тюмень. Полмесяца пролежал в больнице, сейчас снова работает. Мужество я не отбираю у этого парня, но оно несколько померкло в моих глазах. Во имя чего оно проявилось? Захотел добыть песца своей знакомой. На одни весы жизнь положил, на другие — шкурку для воротника. Не слишком ли разные цены для равновесия?

Хроника заполярных вахт

Тюменская земля похожа на многослойный пирог, испеченный искусной хозяйкой. Сладкая начинка чередуется в нем с пресным тестом. Геологи осторожно раздвигают недра, исследуя слой за слоем, ищут начинку, которую заложила в них миллионы лет назад рачительная хозяйка — Природа. Испытатель помнит, что начинка внутри под давлением в сотни атмосфер. Тут держи ухо востро!

«Пирог», в котором сделала дырку разведочная скважина 55, пока не радует. Проверили один слой — пусто. Думали, принесет удачу второй. Промыли раствором, опустили в ствол заряд, разорвали стенки. Закачали раствором, снижали удельный вес. Молчит скважина. Стали одной водой промывать. Нет результата. Выдули воду из скважины, создалось разреженное пространство — депрессия по-иному. Досадно, что зря старались — «голубой гость» так и не показался. Запечатали цементом «дверь», поднялись на сотню метров. Все началось сызнова. Такова испытательская работа.

Запись в вахтовом журнале: «Испытание объекта. Закачка в скважину раствора удельным весом 1,2 результата не принесла. Начата промывка скважины чистой водой. Бурильщик Пуркин».

Савелий Павлович потоптался еще немного возле пульта управления и неопределенно протянул:

— Ну, я пошел, что ли…

— Иди, иди, Савелий Палыч, отдыхай, — отозвался Губский. Он уже был во власти работы и не обращал внимания на старика. — Отдыхай, — повторил Губский. — Устал, наверное.

«Как не устать, — размышлял Пуркин, подходя к балку. — Третий горизонт испытываем, а все пусто. Что может быть хуже этого?»

Пустые скважины. Еще можно смириться, когда совсем вслепую работаешь, когда знаешь, что на сотню верст газом и не пахнет. А если сейсморазведка обещала тебе успех? Прошел один ствол — пусто. Второй — та же история. В третьем воду открыл. Тогда тоска наступает от такой работы. Потому как работы-то и нет совсем, а одна маета и трата энергии. Человеку обязательно надо видеть результат своего труда. Мы ведь не сизифы, чтобы попусту камень в гору катать.

А насосы непрерывно поют однотонную песню, гоняя по системе желобов, больших и малых труб беспрерывный водный поток. Он бессчетное число раз омыл ствол скважины. Вниз-вверх, вниз-вверх. Люди внимательно смотрят в грязнобурый поток, надеясь увидеть в нем долгожданные цепочки газовых пузырьков.

— Слышь, Толян, — Леонидов хлопнул по спине Смыслова, — помнишь, задачки в школе решали: «Из одной трубы выливается, в другую вливается»?

— Я за одну такую задачку пару схватил. Математичка у нас была, Сусанна Михайловна. Вот однажды решил я списать…

— Эй, хватит языками чесать. Не пенсионеры еще — вечер воспоминаний устраивать, — голос бурильщика сух и строг. — Закачивать воду прекращаем, будем создавать депрессию. Леонидов, проверь отводные трубы, перекрой задвижки. Смыслов, насос выключить, готовить компрессор.

Из клубов пара возникает мастер. Метнув вокруг быстрые взгляды, подбежал к трубе, помочил палец в воде, понюхал, брезгливо отряхнул, сунул руки в карманы.

— Начинай депрессию, — крикнул бурильщику и исчез за дверью.

Застучал компрессор, нагнетая воздух в ствол. Задрожала стрелка манометра, запрыгала от деления к делению. Смыслов взглянул на светящийся циферблат: двенадцать часов двенадцать минут. Если через одну-две минуты струя газа не вылетит в отводную трубу, значит, и этот горизонт пуст. Возле ствола он увидал мастера, бурильщиков, помбуров. Они окружили начальника отдела глазка Садыкова — невысокого, черноволосого, с монгольским разрезом глаз. Имя его было трудное и длинное, и все звали его на русский лад — Михаил Михайлович.

Из ствола брызнул водяной каскад, капли падали на одежду, лица. Люди морщились, ежились, но не уходили. Все словно чего-то ждали. Гейзер опал, и на какое-то мгновение все стихло. Чуткое ухо Садыкова первым уловило тревожные симптомы в этой притихшей атмосфере.

Задрожал под ногами деревянный пол, рванулся из промерзшей земли голубовато-белый сырой воздух.

— Задвижки… — только и успел крикнуть геолог.

Рев вмял барабанные перепонки.

Проволока, удерживавшая отводной шланг, лопнула. Оторванный конец трубы взвился в воздух и с такой неистовой силой трахнул по пульту управления, что от того брызнули в разные стороны осколки стекла, пластмассы, покореженные куски металла. Следующий удар — и деревянный столб бурукрытия переломился, словно трухлявый пень.

Люди бросились врассыпную. Угадать, куда направит джинн свою дикую силу, было невозможно. Черный смертоносный бич яростно раскручивался в воздухе. Спасение было в одном: открыть задвижку и пустить газ по запасной отводной трубе. Но добраться до штурвала было нельзя. Черная дубина, словно пропеллер, мелькала без остановки. Рев, свист, треск, крики людей — все слилось воедино.