Семьдесят минуло: дневники. 1965–1970 - [25]

* * *

Уже запоздно у мистера Харта и его супруги-китаянки в одном из элегантных кварталов, которые, как я обратил внимание, охраняются вооруженными постами. Безопасность вообще играет большую роль; так во всем городе окна и двери защищены крепкими решетками. При том строительном буме, который бушует здесь не меньше чем всюду, вывоз мусора, очевидно, разладился, или бастуют водители; во всяком случае, вдоль улиц тянулись горы отбросов. Поэтому нет недостатка и в крысах; я видел, как они шмыгали в луче фар.

Мы принесли с собой коробку шоколадных конфет для двенадцатилетней дочери Кэнди. Она еще делала домашнее задание, ребенок в очках, и появилась лишь на минутку. Очки — символ интеллектуальности; редко когда студенты и студентки их не носят. Они кишат кругом на улицах и площадях, не в форме, однако все одинаково одетые в белую рубашку и темно-серые брюки, девушки точно в таких же блузках и юбках. Позавчера я остановился перед одним из входов в университет, тоже хорошо охраняемым. Получил представление об астеническом типе филиппинца и его вариантах. Гипертрофированный рост интеллектуалов выглядит здесь особенно тревожным. Перспективы на получение должности неблагоприятны.

А вот недостатка в handicraft[116] еще нет, ибо за то время, пока мы вместе сидели за аперитивом, периодически появлялись три одетых в синее полотно служанки и предлагали лакомства. На кухне между тем тоже, должно быть, что-то готовилось; через два часа нас провели к столу, богато уставленному закусками.

Хозяйка дома была так любезна, что перевела мне китайскую надпись, изображенную на стенном панно, или, скорее, передала ее содержание. В этой надписи мне особенно понравился иероглиф, означающий «середину».

Мистер Харт является представителем пароходной компании, его нам порекомендовал Вернер Трабер. Он интересуется историей, специализируется на Первой мировой войне и, как шахматист каждый ход классической партии, знает развертывание армий к битве на Марне. Он говорит низким голосом, и мы не раз за вечер услышали «World War One».

В числе гостей был полковник Смит, американский военный атташе. Карьера этих офицеров напоминает карьеру римских легионеров императорской эпохи, которым приходилось нести службу то в Германии, то в Сирии или Северной Африке. Прозвучали Гейдельберг, Формоза, Чикаго и другие места. Полковник более трех лет пробыл в Маниле в японском плену — на день выдавалась горсть риса, и на этом баста; в таких условиях умерли бы с голоду, когда бы во время работ на болотах основательно не подкрепляли себя травами и вредными насекомыми.

Везде, где бы ты ни встречался с людьми сегодня, создается впечатление, что авантюрных биографий не только прибавилось, но они стали правилом. Тут человек моего поколения находил больше, чем ожидал и мог переварить; его жажда деятельности утолялась сверх меры.

МАНИЛА, 27 ИЮЛЯ 1965 ГОДА

Двое суток беспрерывный тропический ливень мешал нам сойти на сушу. Только вчера во второй половине дня я отважился на два часа выбраться с зонтом наружу. В малайских кварталах в глаза, как повсюду в мире, бросается исчезновение подлинника, утрата возникшего изначально. Или бетон, или музеи; это — одна из причин, по которой я держусь за растения и животных как за вспомогательную силу — там, как в соборах, просвечивает отблеск не только древней, но и вечной родины.

Картину дополняют трущобы и тесные улочки, глухие тупики которых запружены похожими на ящик чуланами. С ними, как и с черным рынком, еще волей-неволей можно смириться, поскольку не хватает ни жилищ, ни тюрем. Но это не только вопрос пространства; в цивилизации остается необходимым что-то такое, что санироваться не может. Согласно Марксу, люмпен-пролетариат неспособен сформировать классовое сознание; он считал недостатком то, что в итоге дает власть — точно так же он недооценил значение коммуны. Мир приводится в движение из бездны.

Последняя претензия на хорошие манеры — белье; эти пристанища ощетинились бамбуковыми жердями, на которых развеваются на ветру дырявые тряпки.

МАНИЛА, 28 ИЮЛЯ 1965 ГОДА

Погода прояснилась. Небо, правда, еще было облачным, однако солнце грело, и земля высохла. Я еще раз поехал на солдатское кладбище. Кроме двух американских дам, навещавших там какого-то павшего, я был один на огромном месте захоронений. Возле единственного из его крестов, креста на могиле пилота, лежали цветы; видимо, у него сегодня был день рождения.

Я еще раз осмотрел монумент и срисовал его. В наши времена, когда демифологизация почитается заслугой, довольно редко встречается произведение, создатель которого еще знаком с мифическим миром.

Затем я долго пробыл в зале, в котором мозаичные панно изображают операции от нападения японцев на Пирл-Харбор до огненных налетов на Хиросиму и Нагасаки. Космос, как на одном из знаменитых щитов античности, уменьшен до ювелирной работы; грандиозные морские сражения золотыми взрывами сверкают на лазурите.

Здесь я смог исправить ошибку, которую разделяю со многими европейцами, рассматривающими Тихий океан в качестве побочного театра военных действий. Это определенно не соответствует действительности ни пространственно, ни в отношении материальных издержек и человеческого напряжения. Об этом свидетельствовали могилы как с именами, так и безымянные.