Семь рек Рима - [48]

Лица у людей менялись поминутно. Разные выражения причудливо вспыхивали на них. Иногда они принимались делать движения — прижимать к груди ладони, устраиваться на четвереньках, прыгать, заламывать руки или открывать их в объятиях. Иные кричали, кто-то произносил речь, обращаясь к невидимой публике, но большинство совокуплялось.

Рай! Закончив один раз, рыжий мужчина с короткой шеей встряхнул свой необычно толстый раскрасневшийся уд, схватил за грудь ближайшую женщину, но она оттолкнула его. Тогда он с жаром кинулся к другим, но те женщины тоже были заняты. Я следовал за ним, когда он остановился рядом с высокой красивой брюнеткой, которая с радостью стала ласкать его.

Ее лицо стало мечтательным, она опустилась перед рыжим, и через некоторое время он закончил опять. Не обращая внимания на свою партнершу, которая так и осталась стоять на коленях, он снова встряхнул уд и бросился в толпу за следующим приключением.

Печальный и горбатый человек тем временем подошел к брюнетке, и теперь она ласкала его. Горбун втянул щеки и стал издавать странные плачущие звуки. Его орган, загнутый на конце как крючок, медленно скользил меж ее нежных губ.

Несколько индийцев столпились вокруг белой женщины, похожей на популярную киноактрису, и входили в нее сразу с двух сторон.

Эфиопки, мулатки с большими ягодицами, похожие на горгулий женщины темных неведомых народов, изумительные итальянки, шведки с волосатыми ногами и решительными лицами, смущающиеся, с мягким телом русские бабы, тренированные девицы с бритыми лобками, тьмы и тьмы женщин отдавались и исходили сладострастием до предела, потому что можно было все. Все их самые яркие фантазии вырвались на свободу.

Мужчины кричали как перед смертью, беззастенчиво и яростно. Мною овладело слепое и грозное возбуждение.

Рай! Каждый, кого я видел, без последствий переживал секунды счастья, разочарования, страстной надежды, страха, свои и чужие последние минуты, минуты триумфа и, конечно, оргазм — здесь была плотская любовь в своем высшем, поразительном, невозможном варианте, она не истощалась. Оргазм взрывался, угасал и забывался тут же только для того, чтобы тотчас потрясти, извергаясь.

Все эти люди полностью принадлежали друг другу: воспоминания, душа, тело — все было общим. Только лишь на миг, но этот миг сменялся следующим без остановки. Это был истинный рай — без начала и конца. Без сожаления, без памяти — место, где прошлое и будущее соединилось в настоящее, ставшее вечным.

Досчитав до ста двадцати или ста сорока тысяч шагов, я понял, что сбился окончательно, и побрел туда, где оставил Харона. Он словно и не уходил никуда, по-прежнему расположившись среди цветов. Людской гомон исчез, отодвинулся, словно тени сторонились перевозчика и старались держаться в отдалении.

— Ну что? — спросил он. — Нагулялся? Я думал, ты быстрее сдашься. Только ненормальный может искать кого-нибудь среди ста миллиардов. Я вообще это место не люблю. Они тут как заводные жуки. То орут, то трахаются. Кстати, ты-то надеюсь, попользовался? Все-таки давно без женщины.

— А это действительно рай? — спросил я удрученный.

Харон довольно захихикал.

— Значит, ни одной. Теперь начинаешь понимать, почему тебя сюда пустили? К твоим услугам пятьдесят миллиардов любых женщин, а ты сидишь, повесив нос. Жалкое зрелище. Ну что, будешь дальше искать?

— Вы не ответили, — я чувствовал себя опустошенным, но не сдавшимся. — Это и есть тот самый рай, о котором люди мечтают при жизни?

— А если и так? — Харон посмотрел на меня с вызовом и неожиданно поднялся. Он навис надо мной — показалось, пока меня не было, он стал выше ростом. Или я уменьшился? — Если и так? — повторил он. — Здесь есть все, о чем мечтает средний человек. Вся палитра. Может быть, у тебя есть предложения, как улучшить работу нашей фирмы? Поставить зонтики? Пустить ручейки с газированными напитками? Сколько там полагается праведнику-мусульманину? Кажется, жалкие семьдесят две гурии, у которых нет менструаций, и которым не нужна уборная — чистые и готовые к наслаждениям? — в этот раз Харон захохотал хрипло. — Ты ничего не понял. Если твоя девушка здесь, то, поверь, она всем довольна.

Я постоял немного, закрыв глаза. Перевозчик терпеливо ждал. Высокий, умный, в черной хламиде, он мог ждать бесконечно. В его распоряжении было все время.

— Ее здесь нет, — сказал я твердо.

— Ладно, — Харон покладисто согласился. — Что ты предлагаешь? Куда дальше?

— Назад пути нет, — я посмотрел на беззаботных людей на бело-желтом лугу. Ближняя к нам группа собралась в круг и запела. В этой песне не было слов. Зазвучав на маршевый веселый мотив, она убыстрила ритм, стала танцевальной, и тени пустились в пляс.

— Дионисийский культ, — проронил Харон. — Старая удалая штука. Итак?

— К следующей реке, — ответил я. — К красной реке. Такие, кажется, слова были.

— Иногда ты удивляешь меня в хорошем смысле, — улыбнулся мой черный спутник. — Впереди река действительно красная. Вот только не знаю, как она тебе понравится.

Мы тронулись, и тени неожиданно остались позади. Пропали звуки, исчезли тени. Идти было покойно.

Глава восьмая