Семь рек Рима - [19]

Я стал узнавать продавщиц, а они улыбаться мне — хотя, скорее всего, это были лишь профессиональные улыбки. Дома были остатки сыра, но я решил купить еще и не разоряться на настоящий пекорино романо, а приобрести нечто, что лежало валом в большой корзине. Сыр назывался итальянский твердый — «итальяно дуро» — и по виду напоминал пармезан или грана падано. Разница в цене была значительной — четырнадцать евро за пекорино и шесть за дуро. Вина я купил побольше, вместе с упаковкой яичных тальятелле — один евро девять центов за полкилограмма.

Когда я взял в руки пачку макарон, в животе вновь возникло это странное ощущение — он словно пропал. Холод обтек голый позвоночник остро и исчез. Я узнал его — привет из Лидо-ди-Остии, но тогда я еще был в неведении. Сейчас все было очевидно — холодный ветер был ощущением смерти, предупреждением, что все может внезапно закончиться.

Пат не вернулась, да я и не ждал этого, если честно.

Качо-е-пепе — «сыр и перец» — готовится просто. Надо отварить пасту не только не до готовности, и даже не до почти готовности, а практически оставить ее неготовой — так, чтобы оставалось три-четыре минуты до времени, указанного на пачке. За это время, взяв четверть чайной ложки черного перца горошком (это если на одного, на сто грамм пасты), прогреть его на сковороде. Когда появится ореховый запах, снять, перец размолоть и вернуть на сковородку. Немного сыра — в идеале пекорино романо — натереть. Грамм двадцать-тридцать — вообще-то, чем больше, тем вкуснее.

Полуготовую пасту вывалить на горячую сковородку, добавить половник воды, в которой она варилась, высыпать сыр и начать перемешивать. Если вода впитается — добавить еще. Это все. Через пару минут еда готова.

Я сел за стол и не остановился, пока не съел все. Потом с удовольствием выпил вина. В доме напротив над лестницей и стенным украшением в виде головы с развевающимися волосами включили свет. Кто-то быстрый спустился в свой сад, вскоре оттуда ветер принес звяканье посуды — неведомые мне римляне начали ужин. Из-за балкона над моей головой раздалась музыка — это был Фредди Меркюри. Я представил себе Адриано, который в трусах и майке, развалившись в кресле, слушает его — картина не получалась. С другой стороны — почему нет?

Картина. Пат пропала вчера вечером или сегодняшней ночью. А может быть, утром, пока я спал. На кровати остались следы кровотечения. Убить ее в тот момент, когда я был рядом — нет, это выглядело слишком невероятным. Тем более что исчезли ее платье, карточка и проездной по Риму.

Влад. Она якобы позвонила ему и попросила передать мне что-то, если она не перезвонит. Что передать? Что она умерла? Чушь. Другое дело, если он рассчитывал увидеться с ней, а вместо этого появилась полиция. Ему есть чего опасаться? Самое главное — зачем Пат понадобилось связываться с этой образиной?

Среди густых веток взвизгнула птица, я вздрогнул, испугавшись, и не я один. Собака из синего дома с горгоной Медузой тоже выскочила за порог и разлаялась. Зачем Пат передавать мне что-то через Влада? Она могла сказать мне все сама. В крайнем случае, оставить записку. Послать сообщение.

Вернувшись на кухню и включив свет, помыв посуду и обыскав квартиру в очередной раз, никакой записки, понятно, я не нашел. Может быть, случилось что-то неожиданное — вот мысль, которая пришла мне в голову, когда я разговаривал с бывшим мужем Пат. Если это случилось, когда я спал пьяный, а действовать надо было быстро — Пат, конечно, не стала меня будить, она, вероятно, рассчитывала вернуться до того момента, когда я проснусь. Поэтому — никакой записки.

Понятно. Второе — Влад явно расстроился (если, конечно, все это не было игрой), когда Пат не появилась сегодня. Значит, он сильно хотел ее увидеть. Зачем? Может быть, их все еще что-то связывало?

Здесь я запутался. Получалось, что в исчезновение вовлечен Влад, а он с Пат не встречался.

Вино помогло мне расслабиться и настроиться на другой лад. Может, вся эта история имеет другой смысл? Но какой? Чертовски таинственный смысл.

Мой сухой смех прозвучал как скрип, и собака снова разлаялась. Издалека казалось, что она внимательно следит за мной.

Я отвлекся, хлебнув темного теплого воздуха, в котором пиликали сверчки и изредка пролетали огненные искры — свет от включенной над двумя разновеликими дверьми лампочки бил мне в глаза. Тот вариант, что Пат была сбита, например, машиной и ее тело лежало сейчас в римском морге, я отмел как невозможный. Хотя, собственно, почему?

— Вставайте! Просыпайтесь, черт вас подери! — услышал я, проснулся, увидел перед собой резной шкаф и понял, что настало утро. В дверь барабанили, одновременно безжалостно терзая кнопку звонка. — Вы умерли?!

За дверью, естественно, находился Пино. Кто же еще.

— Поехали, — скомандовал он. — В трех разных покойницких нашли похожие трупы. Три красавицы. Одна из них может быть вашей. Нужно опознание.

Каждый готовящийся стать врачом почему-то представляет себе изучение медицины как ощупывание трупов. Чуть ли не целование их. По-крайней мере, я когда-то думал именно так. Попутно виделись латинские названия лекарств, виды хирургических зажимов, но помимо клизм, горчичников и настойки от кашля — трупы были самым существенным. Смогу ли я, выдержу ли — спрашивал я себя тогда с легким отвращением.