Семь преступлений в Риме - [8]

Домовладелица быстренько выложила все, что знала: ее жилец снимал эту каморку за куатрино в неделю — цена непомерная, если учесть, что единственное оконце выходило на пустырь с помойкой. Постояльца звали Джакопо Верде, он родом из Авеццано, ему около девятнадцати лет. Отец отправил его в Рим к одному из своих друзей, мэтру Баллокио, дабы сын обучился ремеслу художника. Но у молодого Верде не оказалось призвания к живописи, и он сбежал из мастерской, чтобы никогда не возвращаться туда. С тех пор молодой человек жил чем и как придется, занимаясь поденной работой то у одного, то у другого ремесленника.

На вопрос, приходили ли к нему люди, домовладелица ответила, что такие посещения запрещены, но она частенько замечала мужчин, ожидавших Джакопо на другой стороне улицы. Она и не старалась узнать, что это были за господа, однако они казались несколько староватыми, чтобы быть его товарищами. После того как он в понедельник вручал ей куатрино, ее мало интересовал способ, которым он зарабатывал деньги…

Когда она видела молодого человека в последний раз? В понедельник, сказала женщина, когда он вносил недельную плату, накануне бала во дворце Марчиалли. С того дня о нем ни слуху ни духу. Если завтра он не объявится, она приберет комнату и сдаст ее.

Когда все это дошло до моих ушей, я напросился в гости к Барбери. В тот же вечер мы сидели за семейным столом — вшестером, включая мать и двух сестер Флавио. Ужин был легким, как и положено за несколько дней до Нового года. После десерта из цукатов мы подождали, пока женщины удалятся в свои комнаты, и принялись обсуждать события прошедшего дня. Капитан все мне рассказал, а затем поделился своими соображениями.

— Думаю, именно этого Джакопо Верде и прикончили в колонне.

— Вы в этом уверены?

— Почти: одежда, найденная в комнате, в точности соответствует росту и сложению убитого. Она будто сшита на него. К тому же промысел, которым он занимался…

Совершенно очевидно, что убийца мог затащить его в колонну с определенной целью. Да и надпись на стене доказывает, что наказали его за непристойное поведение… Опять же, когда мы найдем красильщика или маляра, у которого в последние дни работал Джакопо, разъяснится происхождение синих полосочек под ногтями трупа. Тогда уже все сомнения отпадут.

— Зачем убийце отрубать ему голову?

Прежде чем ответить, Барбери допил вино из стоявшего перед ним стакана.

— Вопрос непростой, Гвидо. Вчера я ответил бы, что, вероятнее всего, это сделано с целью затруднить опознание: имя жертвы частенько приводит к убийце. Но после той записки…

— А не преступник ли подбросил ее?

— Не знаю. Во всяком случае, это было бы лишено смысла: чего ради обезображивать до неузнаваемости тело убитого, чтобы потом раскрыть нам его личность?

— Предположим, он хотел преподать урок таким типам; он мог посчитать необходимым, чтобы все узнали о природе этого греха.

— Полагаешь, убийце отвратительны содомисты?

Флавио и его отец расхохотались.

— Тогда работы у него невпроворот! Он удачно выбрал город!

— Не сомневаюсь, — продолжил я. — И тем не менее лиха беда начало.

— Если только убийца — автор записки! Мы всех опросили: любой мог заметить выходящего из колонны. И подбросить записку мог кто угодно.

— Согласен. Но, рискуя изобличить кого-то, не проще ли вплотную заняться палачом, а не жертвой?

Мой аргумент оказался весомым: капитан полиции перестал смеяться.

— В твоем замечании что-то есть, Гвидо. И все же пока мы далеки от истины и не можем знать всех тонкостей. Автор записки, наверное, хотел навести нас на след и не повредить себе. А иначе — не быть скомпрометированным в глазах преступника. Может, он опасается мести, кто знает? Этим и объясняется то, что в записке печатные буквы.

— Возможно, таинственный свидетель боялся, что мы найдем его по почерку?

— Можно думать и так, и так.

— Печатник, сделавший эту работу, непременно вспомнит своего заказчика! Такое же не часто случается!

— Не исключено, но в Риме пять десятков печатников, и один из них может солгать, особенно если ему хорошо заплатили. Странно, однако: чем больше собирается материала, способного вывести нас на правильную дорогу, тем больше становится этих дорог. Изготовители масок, художники, проститутки, извращенцы, печатники… Так мы дойдем до того, что будем опрашивать всех жителей Рима!

— А о ключах от колонны есть что-нибудь новенькое?

— Люди из Сант-Анджело утверждают, что не было ни кражи, ни взлома. А хранителю я верю: он — честный человек.

— Тогда, похоже, убийца обладает способностью проходить сквозь стены…

— Конечно же, нет. Со временем мы разгадаем эту загадку. А пока…

Барбери встал.

— Уже поздно. Что-то я притомился… Пойду спать. Чего, впрочем, и вам желаю.

Он направился к двери, но по пути спохватился:

— Да… Гвидо, пойдешь в Дом полиции, не забудь принести печатку.

— Непременно, капитан, завтра же принесу.

Попрощавшись с Флавио, я тоже ушел.

Несколькими минутами позже, вернувшись домой, я заметил на столе письмо, положенное матушкой на виду. Написано оно было самим Леонардо; он приглашал меня на следующий день к себе.

4

В Ватикане я не был с тех пор, как погиб мой отец, и именно о нем я думал, объясняя швейцарскому гвардейцу цель моего визита. Последний без особых трудностей пропустил меня, и я пересек двор Бельведера быстрым шагом: во-первых, по причине холодной погоды, завладевшей городом, а во-вторых, из боязни какой-либо нежелательной встречи. Слишком уж неприятные воспоминания остались у меня от этого места…