Семь преступлений в Риме - [57]

— Верно.

— Так вот почему он выбрал затем статую Марка Аврелия! Колокольню он уже использовал, но это не дало желаемого эффекта. А уж на верху колонны… он был уверен в успехе…

Лев X на какое-то время перестал посасывать свою таблетку:

— Рассуждение-то правильное, сын мой. Но запоздалое. Мы уже не можем предотвратить два последующих убийства.

— Не можем. Поэтому-то у нас в руках и оказалась эта гравюра: преступник считает ее отныне безопасной для себя.

Я повернулся к кардиналу:

— Какого возраста был нищий?

— Точно не знаю… Во всяком случае, пожилой… Лет шестидесяти или семидесяти…

— Опять старик. Одним стариком больше. Сводница, ростовщик, нищий, гравер… Если отбросить Джакопо Верде, это единственное, что связывает покойников: возраст…

Какая-то догадка вдруг мелькнула в моем мозгу.

— Как Витторио Капедиферро, главный смотритель улиц…

Большее возмущение я мог вызвать, лишь плюнув в блюдо с оливками… Папа проглотил свою таблетку и нахмурился:

— Вы что себе позволяете, молодой человек?

— Извините, ваше святейшество, меня поразило сходство. Разве не ищем мы влиятельного человека, хорошо осведомленного о ходе расследования, умелого наездника почтенного возраста? Кто лучше суперинтенданта может иметь доступ к городским монументам? Не считая того, что, насколько я знаю, у него никогда не было жены. Так что нельзя исключить его влечение к особам мужского пола.

Такого мне не доводилось видеть: Лев X снял свою шапочку и медленно провел ладонью по волосам.

— Вы еще ребенок, Синибальди. Мальчик… Так и быть, прощаю вам ваши неуместные слова. Для вашего сведения: знайте, что Капедиферро является одним из самых ценимых сторонников Ватикана. Должность, обеспечивающая ему власть, интересует его больше всего остального… Он не может участвовать в заговоре и желать бед Италии. Но ваши слова напомнили мне о другом лице… Лице, которое в последнее время обвиняется в недостойном поведении…

Я понял, что суждение папы не допускает возражения: будь я даже стократ прав, но Капедиферро, как и жена Цезаря, — вне подозрений.

В дальнейшей беседе мне приказали продолжать расследование и ежедневно докладывать о его ходе.

Меня также попросили соблюдать осторожность и держать все в секрете. Никто отныне не должен был вспоминать о посланиях и делать какие-либо намеки по поводу «Вероники»… Была надежда, что приближающийся карнавал развлечет римлян и даст возможность спокойно искать покрывало со Святым Ликом.

По окончании беседы кардинал Бибьена встал, чтобы проводить меня до двери.

Открывая вторую дверь, он прошептал мне:

— Продолжай, Гвидо, возможно, ты и прав… Анонимка на Леонардо пришла от суперинтенданта!

Снег падал крупными хлопьями.

Я как можно быстрее шел к вилле Бельведер, сожалея, что не захватил капюшон, чтобы прикрыть голову.

Войдя внутрь здания, я тихонько поднялся по лестнице на этаж мэтра. Было темно и тихо.

Я повертел ключом в скважине и вошел в апартаменты. Ни звука, ни следов беспорядка.

Я осмотрел каждую комнату в скудном свете, лившемся из окон, проверил висячие замки на сундуках и приподнял чехлы на мебели. На первый взгляд ничего не было тронуто. Немцы, которых так опасался Леонардо, похоже, здесь не появлялись.

Последней была мастерская художника. Мое внимание сразу привлекла какая-то небольшая чашечка у ножки мольберта. Тут ей вроде не место…

Я поднял ее, провел пальцем по внутренней части. На дне были остатки засохшего вещества, которое можно было принять за краску, если бы не специфический запах: запах свернувшейся крови. Я положил сосудик на место, недоумевая, для чего Леонардо понадобилась чашка с кровью.

Тишину нарушил раздавшийся позади меня незнакомый голос:

— По какому праву вы здесь?

Я резко повернулся.

В проеме двери вырисовывался силуэт мужчины, державшего что-то в руке.

— Меня зовут Гвидо Синибальди. Я здесь по просьбе мэтра Леонардо, — смело ответил я. — С кем имею честь?

Тот приблизился на шаг, и я узнал Джованни-Лазаре Серапику, казначея Льва X. Он опустил кинжал:

— Гвидо Синибальди? А я подумал, что это вор.

— Напротив, я должен удостовериться, не побывал ли кто в жилище художника.

— В таком случае мы одинаково обеспокоены… Я увидел приоткрытую дверь и… Но скажите, разве вы не виделись с папой сегодня?

— Я только что от него.

— А! И он сказал вам о заговоре, замышляемом против нас?

— Его святейшество, в частности, порекомендовал мне поменьше болтать.

— Папа прав. Люди не всегда таковы, какими кажутся. Да вот хотя бы мэтр Леонардо… Кто мог бы вообразить, что он вырядит ящерицу драконом, чтобы пугать своих посетителей? Ко всему прочему, он назвал ее именем своего отца. Сер Пьеро. Вы познакомились с сером Пьеро? У людей тоже множество лиц… Однако вернемся к заговору… Ведь это я разгадал, я намекнул о его существовании понтифику. Деньги, власть… Этими браздами правят миром, не так ли? И власть наивысшая: над душами. Но у Рима есть и денежные затруднения. Уж мне ли не знать об этом. Так что Рим — объект спора. Оспаривают Церковь. Оспаривают ее главу. Могущественные короли нетерпеливо топчутся на границах: тому достанется Рим, тому — вся Италия; они это прекрасно знают. Плод созрел, думают они. Легкий удар палкой — всенародное волнение, бунт, папа, у которого нет средств для того, чтобы защитить себя… И плод падает… Именно этого и нельзя допустить, Гвидо Синибальди. Вовремя обнаружить в плоде червяка и оздоровить начинающую портиться мякоть. Вот что я хотел вам сказать… Ну а теперь, раз уж добро Леонардо да Винчи в безопасности, позвольте пожелать вам спокойной ночи.