Семь посланников - [13]

* * *

- Это что - неудачная шутка?

- Нет, Вильмар никогда не шутит, - ответил модимаж на вопрос младшего

из сыновей Макензи. - Хозяин велел принести вам эту одежду. В этом вам предстоит явиться на торжество, - заявил он, разложив на кровати пиджак, килт, кожаный пояс, броги[21], гольфы и шотландскую шапочку с помпоном. Все эти предметы костюма имели отличительный окрас тартана, принадлежащий семье Макензи. Вместе с одеждой модимаж принес широкий, короткий меч шотландских горцев работы Андреа Феррары[22]. Пока модимаж был поглощен своим занятием, Генри вышел из комнаты в поисках приемного отца и нашел его в кабинете.

- Сэр, ваш гилли[23] принес мне костюм для торжества. Надеюсь, вы не

думаете, что я надену это.

- А в чем, собственно говоря, проблема?

- Я не стану надевать этот допотопный. старомодный костюм.

- Твой отказ я восприниму не только как неуважение к традициям нашей

Горной Страны[24], но и как непочтительность к моей личности, - сэр Макензи испытующе посмотрел на сына. - Ну и каков же будет твой ответ? Генри с досады смог только вздохнуть.

- Во сколько начнется празднество?

- В шесть, - довольно улыбнулся граф. Генри боялся быть узнанным на торжестве. Ведь среди приглашенных могли оказаться и те, кто мог видеть его во время ночных прогулок. Терять родительское доверие, когда жизнь его налаживалась, было бы неприятно. Поэтому, поразмышляв, он решил опоздать на помолвку, дабы в самый разгар веселья его появление не было бы замечено. Так он и поступил, продлив церемонию облачения на целых два часа. Он с удовольствием задержался бы еще на пару часов, но леди Алиса лично явилась за ним и заставила Генри вместе с ней спуститься к гостям. Все предпринятые меры предосторожности оказались напрасными. Как только они вошли в зал, внимание всех устремилось в их сторону. Даже волынщики перестали играть, и пиброх[25] остался незавершенным. Случилось то, чего Генри не предвидел. Его приход не только был замечен, но и встречен любопытными и оценивающими взглядами гостей. Здесь были сливки высшего общества, светские дамы в изящных вечерних нарядах и дворяне, большинство которых были облачены в современный костюм горных шотландцев. Сотни пар глаз устремились на юношу. Испытывая неловкость, он машинально потянулся к шапочке и натянул ее на глаза.

- Прекрати, Генри, - незаметно одернула его за рукав хозяйка Леода. Улыбнувшись гостям, она придала шапочке младшего сына должное положение. К ним навстречу вышел граф Кромарти. Предложив супруге руку, он проводил ее до небольшого возвышения. За ними, словно приговоренный к виселице, плелся приемный сын, вообразив небольшой подиум эшафотом.

- Дамы и господа, позвольте представить вам нашего младшего сына Генри

Макензи.

- Он просит прощения за опоздание и желает поздравить виновников

этого торжества, сделала леди Алиса заявление. - Надеюсь, ты не забыл свою речь? - шепотом спросила она у Генри

- Помнил. знал. забыл.

- Так сымпровизируй, скажи что-нибудь эдакое уместное к сегодняшнему

празднеству. Юноша призадумался и произнес эпиталаму:

Желаю я влюбленным лишь одно

Любви заветной, верной, вечной.

Пусть горестей видать им не дано

И радость в жизни будет бесконечной.

После этой речи в зале наступила тишина, затем послышались вялые аплодисменты, которые постепенно переросли в оживленный гул.

- Великолепное пожелание, сынок. А теперь ступай и поздравь брата,

велела миссис Макензи. Генри спустился с подиума и зашагал в направлении жениха и невесты, окруженных вниманием друзей и родственников. С его появлением оживленная беседа сменилась молчанием. Радостные лица приняли надменное выражение. Юноша ощутил себя неловко из-за пытливых и неприязненных взглядов собравшихся. Но чувство самообладания вовремя пришло ему на выручку, и он решил исполнить роль галантного джентльмена. Подошел поближе к брату и, сняв шапочку, вежливо поклонился. Взглянул на невесту и улыбнулся своей очаровывающей женщин улыбкой.

- Как вижу, вкус у тебя отменный, Уильям. Невесту ты выбрал себе

ослепительной красоты. Сама Венера позавидовала бы ей. После лестного комплимента Генри поцеловал руку невесты, сделав это с таким жаром, что у той аж мурашки пробежали по спине. Лицо жениха стало серым от ревности, но он счел ниже своего достоинства выразить недовольство.

- Вы совсем не такой, каким описал вас Уильям, - не отрывая глаз от

юноши, сказала Патриция.

- Нашему любимому брату, очевидно, нравится заниматься диффамацией.

Видать, хобби у него такое серьезное, - реплика Генри рассмешила присутствующих и рассердила жениха.

- Я не занимаюсь инсинуациями, - слетело у обиженного с уст.

- И, правда, любезнейший брат, как вы могли наговаривать на меня,

даже ни разу не переговорив со мной? Простите меня, если я во сне вам чем-то не угодил, - это замечание еще больше рассмешило присутствующих. Вино забродило в его крови, и Генри неосознанно сменил свою роль сдержанного джентльмена на щеголя-весельчака. Он прибег к своим остроумным шуткам, отчего интерес к нему слушателей возрос. Настроение Ганимеда[26] заражало всех и злило сводного брата. Словоохотливый шутник сочинял анекдоты на ходу и, пересказывая самый обычный случай, мог раздуть его до грандиозного происшествия. Он был раскованным и необидчивым, с ним легко было общаться. Между шутками и анекдотами Генри умудрялся говорить и умные вещи, отчего первоначальное мнение людей о его невежественности изменилось. Он проявлял поразительные познания в различных сферах науки, цитировал выдающихся ученых - естественников, литературоведов, различных гениальных людей. Учение пяти месяцев не прошло даром. Он смог блеснуть умом перед филоматами[27] и завоевать их расположение. Слухи о необразованности приемыша не оправдались, так же как и наговоры о его уродстве. Да, он не шел в сравнение с красавцем Уильямом, высоким, статным голубоглазым блондином, корректным и благородным. Но в Генри было столько обаяния и жизнерадостности, что он мог считаться личностью куда более эффектной, чем его старший брат. Во всей его наружности не было ничего особо привлекательного, за исключением янтарных, тигриных глаз, способных обворожить любого человека. О, эти глаза! Они творили немыслимые чудеса. Достаточно было взглянуть в них, - и все существо человека преисполнялось чувством восхищения.