Семь поэм - [16]

Шрифт
Интервал

Мы
   вырастаем!
Мы вырастаем!..
Мы трудно дышим
от слёз и песен.
Порт океанский
               зовём
                     калиткой.
Нам Атлантический
слишком тесен!
Нам тесен
          Тихий, или Великий!..
Текут на север густые реки.
Вонзились в тучу верхушки елей.
Мы вырастаем!..
Нам тесно
          в клетке
меридианов и параллелей!
3. А он...
Над суматошными кухнями,
                         над
лекцией
«Выход к другим мирам».
Вашей начитанностью,
                     лейтенант.
Вашей решительностью,
                      генерал.
Над телеграммами, тюрьмами,
                            над
бардом,
вымучивающим строку.
Над вековыми костяшками нард
В парке
        обветренного Баку.
Над похоронной процессией,
                           над
сборочным цехом
                искусственных солнц,
барсом,
шагнувшим на розовый наст,
криком:
«Уйди!..»,
сигналами:
«sos!..».
Над запоздалыми клятвами,
                          над
диктором,
превозносящим «Кент»,
скрипом песка,
всхлипом сонат,
боеголовками дальних ракет,
над преферансом,
над арфами,
над...
4. Траектория
Ушла
ракета!..
Мы вздохнули
и огляделись воспалённо...
Но
траектория полёта
всё ж началась
не в Байконуре!..
Откуда же тогда,
                 откуда?
От петропавловского гуда?
От баррикад на Красной Пресне?..
Нет,
     не тогда,
а прежде.
Прежде!..
Тогда откуда же,
                 откуда?
От вятича?
Хазара?
Гунна?
От воинов
          Игоревой рати?..
Нет,
даже раньше!
Даже раньше!..
Она в лесных пожарах
                     грелась,
она волхвов пугала,
                    снизясь...
Такая даль,
такая древность
и археологам
             не снилась...
Она пронизывала степи,
звенела
        на шеломах курских,
набычась,
подпирала стены,
сияла
      в новгородских кузнях!
Та траектория полёта,
презрев хулу,
разбив кадила,
через
поэмы и полотна,
светящаяся,
проходила!
Она -
      телесная,
                живая.
И вечная.
И вечевая.
И это из неё
             сочится
кровь пахаря
и разночинца...
Кичатся
        знатностью бароны,
а мы
довольствуемся малым.
Мы -
     по бумагам -
                  беспородны.
Но это
       только -
                по бумагам!..
Не спрашивай теперь,
                     откуда
в нас
это ощущенье
             гула,
земное пониманье
цели...
Бренчат разорванные
цепи!
5. Грязный шепоток
Из фильмов
           мы предпочитаем
развлека-
тельные.
Из книжек
          мы предпочитаем
сберега-
тельные.
Сидим в тиши,
              лелеем блаты
подзавядшие.
Работу любим,
              где зарплата -
под завязочку...
Мы презираем
             в хронике
торжественные омуты...
Все космонавты -
кролики!
На них
       проводят
                опыты!
В быту,
слегка подкрашенном
научными
         названьями,
везёт
отдельным гражданам...
Чего ж         
       про них
               названивать?!
Они ж       
      бормочут тестики
под видом испытания.
Они ж       
      в науке-технике -
ни уха,
        ни... так далее...
Их интеллект сомнителен.
В их мужество не верится...
Живые заменители
машин       
      над миром вертятся!!
Не пыльное занятие:
лежишь,         
        как в мягком поезде.
Слетал разок и –
                 на тебе!
И ордена!
И почести!
Среди банкета вечного,
раздвинув
глазки-прорези,
интересуйся вежливо:
«А где тут
сумма -
прописью?..»
Живи себе,
           помалкивай,
хрусти
котлетой киевской
иль ручкою
помахивай:
«Привет, мол,
наше с кисточкой!..»
6. А он...
Над запоздалыми клятвами,
                          над
диктором,
превозносящим «Кент»,
скрипом песка,
всхлипом сонат,
боеголовками
             дальних ракет.
Над затянувшейся свадьбою,
                           над
вежливым:
«Да...»,
вспыльчивым:
«Нет!..»
Над стариком,
              продающим шпинат,
над аферистом,
               скупающим нефть.
Над заводными игрушками,
                         над
жаждой
кокосовых пальм
                и лип.
Над седоком твоим,
Росинант.
Над сединой твоею,
Олимп.
Над нищетой,
над масонами,
над...
7. О невесомости
Мы
те же испытанья
                проходим...
Тяжёлыми дверями грохочем.
Вступая в духоту барокамер,
с врачихой молодой
балаганим...
Мы
в тех же испытаньях
                    стареем.
Мы верим людям,
птицам,
деревьям...
Бросаемся,
дрожа от капели,
то - в штопоры,
                то - в мёртвые петли.
Высокое давленье
коварно...
Живая кожа -
             вместо скафандра.
И нету под рукой,
как нарочно,
надёжного глотка
                 кислорода...
Нас кружат
           центрифуги веселья,
мы глохнем
в полосах невезенья.
И ломимся в угар перегрузок.
И делимся на храбрых и трусов,
пройдя сквозь похвалы и дреколья...
Другое непонятно.
Другое...
Как это?
Слово,
       яснее полдня,
слово,
       свежей, чем запах озона,
и тяжелее ночного боя, -
вдруг
      невесомо?
Как это?
Слово,
       застывшее важно,
слово,
       расцвеченное особо,
слово,
обрушивающееся, как кувалда, -
вдруг
      невесомо?
Как это?
Слово,
       скребущее горло
и повторяющееся бессонно,
слово,
которое твёрже закона, -
вдруг
      невесомо?
...Вновь тебя будет
                    по каждому слогу
четвертовать
разъярённая совесть...
Пусть не придёт
                к настоящему
                             слову
даже мгновенная
невесомость!..
...Как мне дожить
                  до такого дня,

Еще от автора Роберт Иванович Рождественский
210 шагов

«210 шагов» – это поэма о времени, о шагах истории, о бессмертном и незыблемом в ней, Москва, Красная площадь, Мавзолей, люди, свершившие Октябрьскую революцию и отстоявшие ее завоевания, молодежь, комсомольские стройки, торжество советского бытия – вот главные напряженные мысли поэмы, ее главные чувства.От издательства.


Алешкины мысли

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Вся жизнь впереди…

Роберт Рождественский среди шестидесятников «всегда выделялся несдвигаемой верностью однажды принятым ценностям», по словам Л. А. Анненского. Для поэта Рождественского не существовало преград, он всегда осваивал целую Вселенную, со всей планетой был на «ты», оставаясь при этом мастером, которому помимо словесного точного удара было свойственно органичное стиховое дыхание. В сердцах людей память о Р. Рождественском навсегда будет связана с его пронзительными по чистоте и высоте чувства стихами о любви, не случайно ведь и в поэзию он ворвался поэмой «Моя любовь».


Собрание стихотворений, песен и поэм в одном томе

Роберт Рождественский заявил о себе громко, со всей искренностью обращаясь к своим сверстникам, «парням с поднятыми воротниками», таким же, как и он сам, в шестидесятые годы, когда поэзия вырвалась на площади и стадионы. Поэт «всегда выделялся несдвигаемой верностью однажды принятым ценностям», по словам Л. А. Аннинского. Для поэта Рождественского не существовало преград, он всегда осваивал целую Вселенную, со всей планетой был на «ты», оставаясь при этом мастером, которому помимо словесного точного удара было свойственно органичное стиховое дыхание.


Землю спасти

Известный поэт в стихах и прозе призывает человечество вести неустанную, активную борьбу с поджигателями ядерной войны, крепить святое дело мира. Брошюра рассчитана на широкие читательские массы.


Не надо печалиться, вся жизнь впереди!

Роберт Рождественский (1932–1994) – выдающийся советский переводчик и поэт плеяды «шестидесятников», чьи стихи нашли отклик у народа благодаря своей пульсирующей современности и нравственному пафосу. Тексты Рождественского – это биография целого поколения, его судьба и история, насыщенные разными настроениями, но по-своему прекрасные. В этот сборник включены лучшие стихи, статьи и черновые записи поэта, позволяющие проследить весь путь его становления как литератора, понять, как менялись взгляды и темы его творчества.