Семь лет за колючей проволокой - [31]

Это было не так опасно для здоровья, как «бег в мешках», но мне вовсе не хотелось оказаться в столь глупом положении, да ещё и мокрым, ради веселья тюремной публики, и потому я собрался сыграть по собственным правилам.

Едва я ухватился за палку, как сразу понял, что мне вряд ли светит справиться с этим деревенским битюгом. Тем не менее несколько секунд я изо всех сил сопротивлялся бугаю, вкладывая всю свою злость в принципиальный поединок. Однако, согласившись на него, я совсем позабыл о моем треснутом ребре, которое вскоре дало о себе знать, и от острой боли я машинально разжал пальцы. Не ожидавший такого вероломства с моей стороны танкообразный соперник резко откинулся назад и довольно ощутимо хрястнулся затылком о кафельный пол.

— Твою мать, — деловито матюгнулся я, — руки вспотели! Давай повторим! — как ни в чём не бывало, предложил я своему мощному противнику.

Не тут-то было: тот, потирая моментально вскочившую на затылке шишку, наотрез отказался, молча помотав своей разбитой тыквой.

Тем временем краем глаза я заметил, как за моей спиной быстро убрали тазик с водой.

— Ладно, будем считать, что ничья, — нашёлся Кешка-Рысь, — и весь сахар поделим между тремя: победителем первого состязания и между вами!

Можно было только догадываться, скольких сил стоило Кешке его мнимое спокойствие, и я это оценил по достоинству.

— Свою долю я отдаю на «общак», — нейтральным тоном сообщил я.

— Имеешь право! — Кешка как-то странно, с любопытством несколько секунд смотрел на меня, словно что-то определяя для себя, и наверняка решил, что вовсе не собирается останавливаться на этой «ничьей», после чего повернулся к своей «команде»: — Что, забацаем в «терц», братишки?

Стоило Кешке-Рыси оставить меня в покое, как все, словно по команде, мигом потеряли ко мне интерес и разбрелись по своим местам. За столом продолжились настольные игры, а я согласился сыграть партийку в шахматы с одним молодым парнем. Он играл довольно слабо и быстро получил мат. В этот момент я заметил, как возле другого парня за столом собрались несколько человек, а он каждому что-то рассказывает, раскладывая костяшки домино.

Подойдя поближе, я понял, что этот парень «гадает на срок», раскладывая каждому желающему своеобразный пасьянс из домино: какая доминушка остается, такой срок и получит тот, кому он гадает.

Когда «гадатель» заметил меня, он предложил:

— Хочешь, я и тебе погадаю, Режиссёр?

Подумал, что это не игра и здесь вряд ли можно меня зацепить на чём-либо, но на всякий случай спросил:

— Я что-то буду должен за это гадание?

— Нет, ничего. — Парень удивлённо пожал плечами.

Жест и его глаза казались настолько искренними, что я согласно кивнул:

— Ладно, валяй, объявляй свой приговор!

— Не мой, — тут же возразил он и многозначительно поднял кверхууказательный палец. — Судьбы!

Он быстро сложил костяшки домино «рубашкой» вверх в виде могилы с крестом и начал открывать то одну, то другую, отбрасывая комбинационные совпадения в сторону. Вскоре осталась одна доминушка.

— Всем показать или только тебе одному?

— Мне! — азартно ответил я, и он предложил мне взглянуть на доминушку, которая осталась.

Ничего не подозревая, я наклонился, чтобы её разглядеть, и в этот момент со второго яруса на меня вылили целый тазик воды. Все вокруг весело рассмеялись, а я вскочил на ноги, разъярённый и готовый ринуться в драку, но мгновенно рассудил, что самое разумное с моей стороны в данной ситуации будет всё перевести в шутку.

— Вот придурок, — беззлобно бросил я парню, вылившему на меня воду, — весь срок мой смыл! — И рассмеялся со всеми вместе.

Потом скинул с себя рубашку и начал отжимать воду, чтобы она быстрее просушилась. Как-то неловко дёрнувшись, я скривился от боли в боку и приложил руку к повреждённому ребру.

— Что, ребро сломано? — неожиданно услышал я.

Повернувшись, увидел перед собой Сеньку, своего недавнего соперника по «перетягиванию на палках».

— Нет, трещина! — машинально ответил, удивившись тому, что впервые слышу его голос.

— Недели две-три назад?

— Да… Откуда знаешь? — нахмурился я.

— Так… — поморщился Сенька. — С год назад сам мучился… Что же ты не сказал, когда тянули?

— А-а! — отмахнулся я.

— Держи пять! — дружелюбно произнёс он. — Сашка меня зовут, Муромец!

— Кликуха тебе под стать! — улыбнулся я, отвечая на рукопожатие его ладони-лопаты.

— Это не кликуха, это фамилия у меня такая! — Александр смутился.

— А почему он тебя Сенькой называл?

— А какая разница… — пожал он плечами.

Как-то так получилось, что Александр стал рассказывать о себе. Оказывается, его обвиняли по статье «убийство по неосторожности», но следователь пытался доказать расстрельную статью «умышленное убийство».

— Эта сволочь вообще ничего не хочет слушать! — ругнулся вдруг Муромец. — Прикинь, я в полной отключке в кузове валялся, когда он под задние колеса попал.

— Перепил, что ли?

— Я? — нахмурил он густые брови. — Ну! Приятель дембельнулся, мы и нахрюкались…

— А кто-нибудь ещё в кузове был?

— А как же!

— И что они?

— Таки они в стельку…

— А покойный?

— Тоже в стельку… Единственный, кто мог двигаться, — Пашка Кузнец.

— А он что говорит?