Семь или восемь смертей Стеллы Фортуны - [142]

Шрифт
Интервал

Шторы были задернуты. Не размышляя о степени отвратительности картины, которая вот сейчас ей предстанет в этом затхлом логове, Стелла надавила на выключатель. Она ведь с самого начала знала – какой уж тут эффект неожиданности? Восьмилетняя Барби скорчилась на кровати, над дедушкиной мошонкой, поджарым голым задиком к двери – так что Стелле было отлично видно, куда Антонио сует пальцы.

– Нет! – прохрипела Стелла. Именно прохрипела, как зарезанный поросенок. Люди так не кричат, только животные на закланье. И снова, еще суше, еще кошмарнее: – НЕТ!

Поудобнее перехватив Пэмми, Стелла столкнула с кровати Барби. Антонио резко сел, поспешно набросил одеяло, прикрыл срам.

– Чудовище! – выдохнула Стелла с усилием – сердце разбухло у нее в груди.

– Да ладно тебе, Стелла, – бормотал отец, махая рукой, как бы отбиваясь от обвинений. – Я ж их не портил. Пощупал только. Велика беда!

– Выродок! Какой же ты выродок!

Вцепиться бы ему в глотку ногтями, сорвать голос, выкаркивая самые невозможные, самые справедливые слова! Нельзя: на руках у Стеллы две несчастные маленькие девочки, в голове пульсирует отравленная алкоголем кровь; поэтому реакция замедленная, поэтому уязвимость повышенная. Нет, не сейчас, когда Стелла под колпаком личной ненависти и отвращения, ибо колпак этот появился не в один день; он утолщался год от году целых полвека, он, как черепицей, выложен струпьями обид.

Сейчас Стелла должна позаботиться о девочках. Первым делом – забрать их из этого логова.

– Погоди у меня! – прошипела она отцу и потащила племянниц прочь; слепая от ярости и давления в висках, чуть не пробила лбом застекленную парадную дверь.

Хвала Господу, гостиная оказалась пуста. Вот что́ бы Стелла говорила сыновьям, случись они на диване? Подумать-то у нее времени не было. Отягощенная Барби и Пэмми, Стелла полезла на второй этаж, оступилась (проклятущий ковер, зачем он такой толстый, при таких узких ступенях?) и съехала вниз, чудом не упав на пятую точку и не уронив девочек. Голенькая Барби будто окаменела, а Пэм все плакала, сопливя Стеллину блузу.

Обеих племянниц Стелла усадила на кровать, Барби закутала вязаной шалью. Заорала:

– Вы что, совсем без мозгов?! О чем вы думали, зачем дались деду в лапы?

Девочки молчали. Пэмми резко перестала плакать, и обе теперь таращились на Стеллу одинаковыми мутноватыми карими глазами. Такой взгляд Стелла мысленно называла коровьим; он был характерен для Тины, когда бедняжка тщилась понять что-нибудь мудреное.

Получается, Микки дурочек нарожала? Или нет? До каких пределов распространяется тупость Барби и Пэм?

– Чего уставились? Отвечайте!

Стелла подавила порыв как следует встряхнуть племянниц. Сказала себе: стоп, тебя заносит. Они совсем маленькие. Беззащитные несмышленыши во власти извращенца с каменным сердцем.

– Вот что, девочки. Никогда, слышите, НИКОГДА не позволяйте запирать себя в спальне! Понятно?

Обе кивнули. Барби покосилась на дверь. До Стеллы дошло: минуту назад она сама заперла племянниц, причем именно в спальне! Наверное, от вина мысли путаются. Ну да не совсем же они безголовые, малявки эти. Должны разницу понимать между мужчинами и женщинами.

– Тело, девочки, это единственное ваше достояние, – начала Стелла третий заход. – Никогда никому не позволяйте его трогать.

– Прости, тетя Стелла, – промямлила Барби.

– Прости, тетя Стелла, – гундосым эхом повторила Пэм.

Голосок Барби, наоборот, звучал подозрительно звонко. Стелла задумалась: что на душе у этой малышки? Как давно она начала играть в «особенную» игру?

– Зачем вы у меня-то прощения просите? – рявкнула Стелла. И услышала себя как бы со стороны. Ведьма ведьмой; надо это прекращать. Она погладила девочек по головкам. – Не извиняйтесь, слышите? – Опять не то. Все равно резко звучит, будто Стелла хочет, чтобы племянницы извинились за предыдущие извинения. – Я вас обеих люблю, – вымучила она. Именно вымучила – вранье у нее всегда плохо получалось, но другие слова утешения не шли в голову. – Вы должны уметь за себя постоять, девочки. В мире полно дурных людей. Ваш дед – дурной человек, очень дурной. Не давайтесь ему, ладно?

Барби и Пэм таращились на Стеллу – почти близняшки, даром что с двухлетней разницей в возрасте.

– Вы меня поняли?

Последовали два синхронных кивка.

Голову ломило. Что дальше делать? Ах да, девчонки ведь раздетые. Стелла полезла в комод. Решила: подойдет и мальчиковая одежка. Доползла до другого комода, в коридоре, достала штаны и рубашки, принадлежавшие Ричи и Арти. Для Барби в самый раз. Для Пэм великоваты, да другие где взять?

Ладно. А теперь?

Стелла отвела племянниц в кухню, покосилась за окно: автомобиля Микки все еще нет. Она приготовила сандвичи – хлеб, майонез и сыр из готовой нарезки. Ели молча. У Стеллы горло пересохло, буквально кусок не лез. Хорошо бы спрыснуть трапезу вином. Нет, пока нельзя. Сначала Стелла разберется с Антонио.

– Мне надо отлучиться, – сказала она племянницам. – Я скоро вернусь. Можете посмотреть телевизор или поиграть во дворе. – Словом «поиграть» Стелла чуть не подавилась. – В общем, хозяйничайте, но чтоб за калитку – ни ногой, ясно вам?


Рекомендуем почитать
Листья бронзовые и багряные

В литературной культуре, недостаточно знающей собственное прошлое, переполненной банальными и затертыми представлениями, чрезмерно увлеченной неосмысленным настоящим, отважная оригинальность Давенпорта, его эрудиция и историческое воображение неизменно поражают и вдохновляют. Washington Post Рассказы Давенпорта, полные интеллектуальных и эротичных, скрытых и явных поворотов, блистают, точно солнце в ветреный безоблачный день. New York Times Он проклинает прогресс и защищает пользу вечного возвращения со страстью, напоминающей Борхеса… Экзотично, эротично, потрясающе! Los Angeles Times Деликатесы Давенпорта — изысканные, элегантные, нежные — редчайшего типа: это произведения, не имеющие никаких аналогов. Village Voice.


Скучаю по тебе

Если бы у каждого человека был световой датчик, то, глядя на Землю с неба, можно было бы увидеть, что с некоторыми людьми мы почему-то все время пересекаемся… Тесс и Гус живут каждый своей жизнью. Они и не подозревают, что уже столько лет ходят рядом друг с другом. Кажется, еще доля секунды — и долгожданная встреча состоится, но судьба снова рвет планы в клочья… Неужели она просто забавляется, играя жизнями людей, и Тесс и Гус так никогда и не встретятся?


Сердце в опилках

События в книге происходят в 80-х годах прошлого столетия, в эпоху, когда Советский цирк по праву считался лучшим в мире. Когда цирковое искусство было любимо и уважаемо, овеяно романтикой путешествий, окружено магией загадочности. В то время цирковые традиции были незыблемыми, манежи опилочными, а люди цирка считались единой семьёй. Вот в этот таинственный мир неожиданно для себя и попадает главный герой повести «Сердце в опилках» Пашка Жарких. Он пришёл сюда, как ему казалось ненадолго, но остался навсегда…В книге ярко и правдиво описываются характеры участников повествования, быт и условия, в которых они жили и трудились, их взаимоотношения, желания и эмоции.


Страх

Повесть опубликована в журнале «Грани», № 118, 1980 г.


В Советском Союзе не было аддерола

Ольга Брейнингер родилась в Казахстане в 1987 году. Окончила Литературный институт им. А.М. Горького и магистратуру Оксфордского университета. Живет в Бостоне (США), пишет докторскую диссертацию и преподает в Гарвардском университете. Публиковалась в журналах «Октябрь», «Дружба народов», «Новое Литературное обозрение». Дебютный роман «В Советском Союзе не было аддерола» вызвал горячие споры и попал в лонг-листы премий «Национальный бестселлер» и «Большая книга».Героиня романа – молодая женщина родом из СССР, докторант Гарварда, – участвует в «эксперименте века» по программированию личности.


Времена и люди

Действие книги известного болгарского прозаика Кирилла Апостолова развивается неторопливо, многопланово. Внимание автора сосредоточено на воссоздании жизни Болгарии шестидесятых годов, когда и в нашей стране, и в братских странах, строящих социализм, наметились черты перестройки.Проблемы, исследуемые писателем, актуальны и сейчас: это и способы управления социалистическим хозяйством, и роль председателя в сельском трудовом коллективе, и поиски нового подхода к решению нравственных проблем.Природа в произведениях К. Апостолова — не пейзажный фон, а та материя, из которой произрастают люди, из которой они черпают силу и красоту.


Нетленный прах

Молодой писатель ненадолго возвращается в родную Колумбию из Европы, но отпуск оказывается длиннее запланированного, когда его беременная жена попадает в больницу. Пытаясь отвлечься от тревоги, Хуан бродит по знакомым улицам, но с каждым шагом Богота будто затягивает его в дебри своей кровавой истории, заставляя все глубже погружаться в тайны убийств, определивших судьбу Колумбии на много лет вперед. Итак, согласно официальной версии, 9 апреля 1948 года случайный прохожий застрелил Хорхе Элесьера Гайтана, лидера либеральной партии, юриста и непревзойденного оратора.


Песня учителя

Лотта Бёк – женщина средних лет, которая абсолютно довольна своей жизнью. Она преподает в Академии искусств в Осло, ее лекции отличаются продуманностью и экспрессией. Когда студент-выпускник режиссерского факультета Таге Баст просит Лотту принять участие в его художественном проекте, Лотта соглашается, хотя ее терзают сомнения (шутка ли, но Таге Баст ею как будто увлечен). Съемки меняют мировосприятие Лотты. Она впервые видит себя со стороны. И это ей не слишком нравится.


Матери

В Канзасе лето жарче обычного. Красный кабриолет мчится по шоссе. Из здания заброшенной скотобойни течет кровь. В тенях виднеется чей-то зловещий силуэт. Подростки хотят изменить свою жизнь. Из подвала доносятся вопли. Рождаются мечты о славе, разбиваются другие. Юная Хейли готовится к турниру по гольфу в честь своей рано ушедшей матери. Норма, оставшись одна с тремя детьми в доме, затерянном среди полей, старается сохранить мир в семье. Герои, каждый по-своему, оказываются в ловушке, из которой они будут пытаться вырваться любой ценой.


Наследство

Спустя два десятка лет из-за смерти отца Бергльот возвращается в лоно семьи. Три сестры и брат собираются за одним столом из-за спора за наследство, которое, как они считают, поделено совершенно несправедливо. Однако конфликт куда глубже, чем кажется на первый взгляд. Почему старшие дети получили гораздо меньше, чем младшие? Чем Бергльот и ее брат провинились перед семьей? Многогранный, оставляющий горькое послевкусие роман Вигдис Йорт завораживает своей непередаваемой скандинавской атмосферой и беспощадным, почти шокирующим сюжетом.