Семь дней из жизни господина Н - [10]

— Не забывайте нас, заходите еще. И не нужно столько тратить на водку, — напутствовала его Тамара.

— Да, да, конечно, — сказал он почти искренне. — Обязательно зайдем.

И вышел в ночь.

ЧЕТВЕРГ

…его с нетерпением ждали.

— Ну, Андреич, колись, что ты там сотворил с этими проститутками? — весело встретил с порога Борукаев.

— До чего же ты трепло, Шура, безнадежное, — оборотился господин Н. к скромно сидевшему в уголке Романову.

— А что такого, мы ведь не чужие, — попытался оправдаться тот, но глаза бесстыжие отвернул.

— Ну тебя к черту! — обозлился Н. — И вчера подвел и сегодня… Хоть не ходи с тобой никуда!

— Ты волынку не тяни, рассказывай, — не отставал настырный Борукаев.

— Вот прямо при женщинах! — съязвил господин Н.

— Это не просто женщины, а наши почти сестры, тетки и племянницы… — продолжил ерничать Борукаев. — И они вправе знать, с кем путается их почти брат, племянник или дядя…

— Очень нужны нам такие родственнички, — парировала Лидия Николаевна, но с места не сдвинулась. Как и две другие дамы.

— Зря вы уши развесили, — осклабился господин Н. — Ничего особенного там не произошло. Мы выпили одну бутылку водки, и я сходил за второй. А когда пришла вроде пора переходить к интимной части вечера, у меня денег не хватило на их услуги. Так что пошел домой.

— Господи, ты уже стал натуральным алкашом! — возопила Лидия Николаевна. — А все хорохорится, женщин ему подавай. Проституткам и то оказался не нужен!

— Ой, что-то тут не то, — качнул головой Борукаев. — По глазам вижу, что врешь. Еще кой-чего было…

— Мне что, побожиться? Так ни я, ни вы в Бога не верим…

— Можешь поклясться дедушкой Лениным или прадедушкой Марксом, ты ж у нас коммуняка, — вмешался иронически-язвительный Алексей Дмитриевич Вернер.

— Пошли вы на хрен, ребята: все, что могу вам сказать, — закончил ласково Н. — Давайте лучше попьем чаю.

…сел было в кресло со стопкой еще не читанных библиотечных книг, однако фантастическая сага Гаррисона показалась ему скучноватой, детектив Марша чересчур искусственным, а вникать в нюансы чувств Пруста он был сегодня не в настроении. Некоторое время он подремал, затем очнулся и стал лениво перебирать впечатления дня, недели, эпизоды прошлого, выбравшись к истокам своей геологической карьеры.

После окончания одного из самых престижных геологических вузов страны, причем в числе лучших на курсе, Сергей Андреевич Карцев, не имея московской прописки, распределился в геологоразведочную экспедицию на Южном Урале, которая специализировалась на поисках и разведке медноколчеданных месторождений. Он появился в степном экспедиционном поселке с молодой женой, к тому времени беременной. Стояла поздняя осень, ветер мел по грунтовым дорогам тучи пыли, листвы на редких деревьях уже не было, и беленые щитовые домики с сарайками и туалетами возле них выглядели столь убого, что жена не выдержала и спросила жалобно: — Разве тут можно жить?

— Живут же люди, — мрачно буркнул муж. И добавил с долей оптимизма: — Ничего, это лишь на три года…

В итоге они прожили здесь четыре года, лучших в их совместной жизни.

Впрочем, в экспедиции их не ждали. Штат ее был укомплектован, а тут вынь да положь еще две инженерно-технических единицы… Однако их привез с собой и рекомендовал главный геолог областного управления, которому дорогой, за разговорами молодой специалист приглянулся. Делая как бы большое одолжение, Н. зачислили на должность техника по документации буровых скважин, а его жену — нормировщицей в плановый отдел. Зарплата у них, однако, с учетом ряда поправочных коэффициентов, оказалась значительной, так что они не бедствовали и даже скопили достаточную сумму для поездки через год в отпуск.

Первые месяцы в экспедиции дались Карцеву тяжело, так как работа действительно была чисто технической (контрольные замеры глубины скважин, формальное описание керна горных пород, определение категорий буримости, процентов выхода керна и т. п.), да еще проходила она в условиях степной зимы, ветреной и стылой. Однако весной ведущий геолог партии, убедившись в достаточной образованности нового кадра, привлек его к составлению геологических планов и разрезов исследуемого месторождения. Эта работа позволила Сергею мало-помалу вникать в особенности его структуры, и через некоторое время в нем зародилось сомнение в правильности ее трактовки экспедиционными геологами.

Те первым делом увязывали воедино руду от скважины к скважине, мало обращая внимания на невязки обрамляющих руду горных пород. Между тем это месторождение явно было стратиформным, то есть руда его слагала как бы пласт, обязанный залегать субпараллельно с горизонтами выше- и нижележащих пород, довольно-таки специфичных по составу. Карцев стал составлять свои варианты разрезов, стремясь, прежде всего, увязать породные горизонты — и структура месторождения резко усложнилась. Появилась необходимость выделения ряда разломов и, соответственно, обособленных рудных блоков. В то же время эта структура стала более логичной и предсказуемой.

Он показал новые построения ведущему геологу. Тот покраснел, запыхтел, хотел взорваться… но погодил, принявшись анализировать их всерьез. Долго анализировал, строил свои варианты, иногда самые нелепые — но при опоре на маркирующие горизонты все сводилось к варианту Карцева. Впрочем, тогда проверить правоту или неправоту новичка было очень просто: как раз подоспело время разбуривания промежуточного профиля разведочных скважин. По старому варианту рудное тело предполагалось пересечь на глубинах 100–120 м, а по новому на этом профиле должны были обнаружиться два тектонических фрагмента рудного тела: в западной части на глубинах 50–70 м, а в восточной — на 150–170 м. И хотя геологи, никому, вроде бы, не говорили о своем споре (разве только женам) за результатами бурения следили многие, а потом и вся экспедиция. В итоге триумф Карцева оказался полным. Впрочем, шеф уже и сам за него болел, оценив логику его построений.