Семь цветов страсти - [24]

— Покупатель?

— Скофилд ваш разлюбезный!

Дикси нехотя взяла трубку.

Эжен изысканно извинился за беспокойство и выразил надежду, что хворающая мадемуазель Девизо вскоре окрепнет и сможет принять его приглашение на ужин.

— Прошу вас, Дикси, я очень одинок и так часто вспоминаю прошлое. Кроме того у меня есть любимый ресторан. Совсем тихий и с потрясающим рыбным меню, «Три карася» называется. Вас там никто не побеспокоит и мы сможем спокойно поболтать.

— Благодарю. Это очень мило, я обожаю копченого угря и знаю, что в «Карасях» его отменно готовят. Только у меня чрезвычайно напряженный режим — почти не бываю в Париже и скоро должна улететь в Америку.

— Понимаю, — Скофилд заметно сник. — Мне не хотелось интриговать вас, Дикси. Но поверьте — кроме желания встретится с вами, вполне естественного, вероятно, для всех ваших поклонников, у меня к вам есть дело.

— Я позвоню вам на днях, Эжен. Постараюсь найти время для встречи. — Дикси положила трубку и бросила злой взгляд на слушавшую разговор Лолу.

— Дудки. Пусть ждет. Еще придумал какие-то дела — вот оригинально! Меня не беспокоить, понятно? — Дикси угрожающе посмотрела на чуть не плачущую Лолу и выдернула из розетки телефонный шнур.

На следующий день мадемуазель Девизо была доставлена корзина с розами и маленькая записка:

«Выздоравливайте. С нетерпением жду звонка.

Э. С.»

Дикси рассмотрела надпись на визитной карточке Скофилда. Оказывается, он стал директором парижским филиалом банка «Конто». Не плохо! Номер домашнего телефона был загородным. Сообразив, что сегодня воскресение, Дикси набрала его. Подошедшая к телефону женщина, попросила ее назвать свое имя и немного подождать. Эжен запыхался и даже по голосу было понятно, что его улыбка искрится радостью.

— Господи, какой подарок для меня! А я копался в саду по локоть в земле. Пришлось мыть руки… Садовник у меня только газонокосилкой работать умеет. Но ни за что не отличит пиона от астры. — Он быстро тараторил, словно торопясь загипнотизировать Дикси своей веселостью и не оставить ей пути к отступлению.

— Спасибо за внимание, Эжен. Только пожалуйста, не присылайте мне больше розы.

— Ой, я полный идиот! — было слышно, как Эжен ударил себя ладонью по лбу. — Мне и самому показалось, что это так банально. Ведь вы — человек искусства! Лучше тюльпаны — в сентябре тюльпаны напоминают о весне… Вот только цвет… Вы любите желтый?

Дикси рассмеялась — в скороговорке Скофилда была забавная неуклюжесть, плохо сочетающаяся с обычной чопорностью манер. Он все еще видел в ней кинозвезду и как любой обыкновенный банковский служащий, исключая Эрика, млел перед загадочным миром богемы.

— Пожалуй, мне лучше изложить вам свои соображения по поводу цветов лично. Кроме того — надоела диета. Так когда нам лучше отведать свежих угрей?

— Думаю… Думаю, это необходимо сделать прямо сегодня. — Решительно отрезал Эжен. Сезон угрей уже проходит.

— А вы умело организовываете наступление, не оставляя женщине ни малейшего шанса покапризничать и набить себе цену!

— Боже мой, Дикси! О, Боже мой! Вы не женщина — вы грандиозная многомиллионная финансовая операция… А здесь, я, действительно всегда иду напролом.

— Вы так обидели меня, Эжен. Мне просто необходимо было уличить вас в грубейшей ошибке. Я не «финансовая операция» как вы изволили выразиться — я женщина!

Дикси, действительно приложила все усилия к реанимации своей красоты. Пошли в дело заброшенные парфюмерные изыски — кремы, лосьоны, духи. Почти час она пролежала в ванне, вылив туда тройную дозу ароматизированного миндального молока. В шкафу оказались вещи, встреча с которыми принесла удовольствие. Дикси словно вылезла из берлоги после долгой спячки и обнаружила пробуждающийся, пронизанный солнцем лес.

Этот сентябрь и впрямь напоминал весну. Даже парочки влюбленных — непременная деталь парижских улиц, удвоили свою активность. За окном ресторанчика, забыв обо всем на свете, целовались двое. Джинсовая куртка девушки расплющилась на толстом стекле, а парень, все прижимал и прижимал свою подружку, впиваясь в ее губы.

— Похоже, они сейчас продавят витрину и вывалятся прямо на нас, — Эжен опасливо посмотрел на Дикси, сидящую спиной к окну и предложил поменяться местами.

— Ну, нет! Так я вижу лишь пустой зал и очаровательную престарелую пару в противоположном углу. А вы предлагаете мне волнующее зрелище чужой безрассудной молодости… — Дикси потупила глаза. — Ведь за все эти годы, что мы не виделись, я превратилась из девчонки в зрелую даму. Если выразится деликатно.

— Вы превратились в удивительную красавицу, — Скофилд вздохнул, словно расцвет Дикси означал его поражение. — Я смотрел ваши фильмы. Медсестра в «Гневном марше» очень хороша. Фильм серьезный, поднимает глубокие психологические и социальные проблемы. А ваша героиня так трогательно запуталась…

— Вы считаете, что легкомыслие этой француженки, полюбившей террориста, трогательно?

— Но ведь она погибает, заплатив за ошибку.

— А вам не кажется безнравственной женщина, в первое же свидание уступающая мужчине?

— Она была уверена, что влюблена по настоящему. И вообще — нравственность — это нечто совсем другое. Зачастую ее путают с ханжеством.