Семь цветов страсти - [19]

— Они у тебя настоящие? — пробормотал он, ловя губами соски. — Я имею ввиду — это не силиконовые?

Дикси рассмеялась:

— А разве ты еще не понял?

— Н-нет… — Чак изучающе помял нежные полушария.

— Раз ничего не понял, значит обмана нет.

— Потрясающе! — Восхищенно сверкнул он глазами. — Ты настоящая звезда! Я думаю, у секс-бомбы все должно быть настоящим… — Чак облизал губы и задумался. — Я ведь тоже гормоны не глотал — честно качал мышцы. Когда тренажеров не было — таскал камни. — Сжав кулаки, он продемонстрировал мышцы торса. — Но киношникам я не нравлюсь.

— Глупости, ты еще ничего, в сущности не пробовал по настоящему.

…Над Римом сгущались поздние летние сумерки, а любовники и не подумали о расставании, не заметив пролетевшего времени. Лишь голод напоминал о приближающемся ужине. Бутылка кислого «рислинга», обнаруженная в холодильнике, была почти пуста. Разлив в простые стеклянные бокалы оставшееся вино, Чак вышел на балкон.

Его ноздри жадностью втянули дымно-сухой воздух большого города. Над крышами столпившихся домов поднимались, словно паря в вечернем воздухе, светящиеся купола и шпили соборов, шумел и переливался глянцевым блеском бегущий в ущелье сверкающих витрин поток автомобилей.

Чак крепко сжал зубы, выпятив упрямый подбородок. Дикси видела его профиль, четко вырисовывающийся на чистейшей эмали зеленоватого небосклона. Обнаженное тело с бокалом в небрежно откинутой руке приняло позу статуи. Такими гордо-непреклонными, уверенно-задумчивыми, отливают из бронзы победивших героев.

В том, как он стоял, небрежно держа на отлете стакан дешевого вина, игнорируя многооконное любопытство соседнего дома и даже не пытаясь скрыть свое физическое великолепие, как, прищурив зоркие глаза, изучал уходящий к площади Дель Попполо помпезный проспект, ощущалась уверенность завоевателя. Подобно молодому Бонапарту, Чарли уже видел этот город у своих ног.

Дикси показалось, что в лице Чака судьба дает ей шанс поквитаться со всеми, кто не оценил ее как женщину и как актрису. «Я сделаю этого парня знаменитым собственными руками, — решила она. — А кроме того, он станет для меня тем, чем не захотел стать Алан Герт — единственным, восхитительным, неутомимым возлюбленным!»

10

Впервые Дикси занялась благотворительностью. И оказалось, что устраивать карьеру другому, намного проще, чем свою собственную. Чакки нельзя было обвинить в чрезмерной гордыне или щепетильности. Простодушие и уверенность в себе делали его неуязвимым для уколов мелкой зависти и не удовлетворенного тщеславия.

Он поселился в ее парижской квартире, сразу заявив:

— Пока я на нулях, могу воспользоваться твоей добротой. Потом сочтемся, Дикси. — Больше к вопросу о деньгах Чак не возвращался, получая в дар все необходимое — одежду, пищу, знакомства и даже возможность совершать частые поездки.

Благодаря Дикси, снимавшейся в Риме, Чак получил эпизодическую роль в боевике, а затем вновь оказался в Голливуде, где снова при содействии Дикси мелькнул в кадре. Почти пол года тщетных попыток прорваться в герои — невыносимо долго для строптивого гордеца и совсем пустяки для того, кто твердо знает: «Я вам еще покажу, братцы!» Тем более, что жизнь, которую вел Чак, казалась ему потрясающей.

В Париже Дикси поставила все сразу на широкую ногу. Продав оставшиеся картины, она привела в порядок квартиру и широко распахнула ее двери для всех, кто представлял деловой интерес в киномире. Пестрая волна любителей богемных тусовок приносила небогатый улов — по настоящему влиятельных людей среди гостей Дикси было немного. Но атмосфера ночных пиршеств, переходящих в круглосуточные кутежи настолько волновала провинциального паренька, что Дикси и сама получала неожиданное удовольствие от давно опротивевших безрассудств. Ей нравилось являться предлогом вожделения для роящихся вокруг мужчин, возбуждая тщеславие Чака. Он не сомневался, что несравненная Дикси принадлежит только ему, поднимая высоко над соперниками. Столь же приятной была победа Дикси над потенциальными конкурентками. Она не ошиблась — женщин тянуло к Чаку. На фоне изощренных, пресыщенных и порочных парижан, деревенский увалень лучился свежей, как парное молоко, силой, наивным добродушием и естественностью фольклорного героя.

— И где ты откопала такое чудо! — восхищенно закатывала глаза перезрелая лирическая актриса Эльза Ли. — От него пахнет скотным двором и стогом сена! Ощущение такое, что трахаешься в амбаре или в скирде под звездным небом. Причем — с целым табуном юных жеребчиков! — С выражением святой наивности она посмотрела на вмиг протрезвевшую Дикси. — Это я мечтаю, разумеется! А что, точно описала твоего дружка, Дикси? — Эльза испустила длинную трель своего безумного смеха, которым некогда прославилась в роли Офелии.

«Ужасно. Но вообще-то — неизбежно». — Решила Дикси. Она вовсе не предавалась иллюзиям о неизменной верности Чака. Когда-нибудь он уйдет, отправившись на покорение других вершин и сказав ей на прощание нечто подобное тому, чем пытался утешить свою покинутую подружку Ал.

— Не оставляй меня, Чакки! — взмолилась той же ночью, изнемогая в объятиях любовника Дикси. — Я не хочу другого…