Семь чудес преступления - [10]

Уэдекинд и я машинально вместе посмотрели на прекрасное полотно, украшавшее гостиную Оуэна и изображавшее английский деревенский пейзаж. Настоящий Констебл, по мнению моего друга, в чем лично я сомневаюсь. Как бы то ни было, эта буколическая картина могла только по контрасту подчеркнуть трагический и необычный характер совершенных преступлений.

– Есть очевидная связь между этими картинами и убийствами, – сказал Оуэн, подходя к большому полотну, чтобы лучше рассмотреть его.

– И в чем она заключается? – с интересом спросил Уэдекинд.

– Тщательность, приданная произведению на заключительном этапе работы над ним. Подумайте об аккуратности и терпении художника при каждом мазке кисти, каждой подрисовке, чтобы добиться такого чуда… Часы терпения, наблюдений, размышлений и большой талант, чтобы это чудо сотворить!

– Чудо третьего преступления в данном случае! – воскликнул я, чтобы положить конец раздражающей меня комедии.

– Да, Ахилл! Это «чудо преступления»! И, как всегда, вы попали в цель, сами того не осознавая!

Я сильно подозревал, что инспектор Уэдекинд сгорал от желания залепить пощечину экстравагантному детективу. Но полицейский слишком хорошо знал ему цену, чтобы рисковать и, возможно, окончательно лишиться его неоценимой помощи. Теребя густые усы, он спокойно произнес:

– Мне кажется, я понимаю, что вы хотите сказать… Вы считаете, что мы пойдем по следам убийцы, совершающего только безупречные преступления при художественном ви́дении мотива каждого преступления!

– Точно! – ответил Оуэн с явным удовлетворением. – Конечная цель этих убийств не что иное, как поиски Прекрасного…

Глава 4

Была уже ночь, когда наш фиакр остановился в каком-то гнусном месте Спиталфилдса. Редкие газовые рожки бросали слабый свет на вязкую дорогу. На этой улочке, освещаемой также окнами таверны, передвигалась сомнительная, но веселая публика. Громкий смех моряков перемежался хихиканьем женщин легкого поведения, вызывающие наряды которых выделялись в потемках.

Я даже не догадывался о причинах, приведших нас в это место, но не сомневался в их настоятельной необходимости, поскольку не был завсегдатаем таких уголков. И, полагаю, Оуэн тоже. Но мы оказались здесь, конечно, по его желанию, повинуясь которому и я последовал сюда.

Соответственно случаю, мой друг надел клетчатый спортивный костюм и каскетку с двойным козырьком. Его одежда выглядела такой новой, что казалась странной для этого места. На мне было поношенное пальто и кепка с козырьком, надвинутым на лоб из опасения, что меня кто-нибудь узнает в этом гибельном месте!

– Оуэн, – начал я, поворачиваясь к нему, – не объясните ли вы мне, почему…

Напрасный труд. Он только что выпрыгнул из фиакра и расплачивался с кучером, оставив ему, как обычно, довольно крупные чаевые, то ли неосознанно, то ли в качестве вызова.

И пока экипаж удалялся мелкой рысью, я сказал ему об этом.

– Следуйте за мной, – бросил он вместо ответа, быстро направляясь вперед.

Но едва мы сделали несколько шагов, как довольно хорошенькая представительница слабого пола окликнула его. У нее было свежее личико и прелестный задорный носик под элегантной шляпкой с перьями, красные ботинки в тон одежде, но вульгарный выговор разрушил все обаяние красотки, по крайней мере для меня.

– Эй, красавчик! Как насчет небольшой поездки в рай с самой красивой девушкой квартала?

– С самой красивой девушкой в мире, мадемуазель, – поправил Оуэн, почтительно кланяясь.

Глаза жрицы продажной любви округлились от восхищенного удивления.

– Господин льстит мне! Мне нравятся такие парни, как ты, понимаешь!

– Понимаю. Но я, увы, мадемуазель, самый большой шут в Лондоне, – сказал он, помахав рукой и уходя.

Нас проводил град ругательств, а я продолжил:

– В мире, Оуэн! Вы самый большой шут в мире, чтобы так играть своей жизнью. И, в конце концов, вы совершенно безрассудны. Мы же не на Риджент-стрит, где хорошо воспитанные люди сделают вид, что оценили ваше паясничество!

Он размашисто шагал, великолепно игнорируя меня. Торопливо следуя за ним, я продолжал приставать к нему в том же духе, подчеркивая неуместность нашего присутствия здесь, различие между этим миром и нашим…

– Вы так думаете? – бросил Оуэн, внезапно прерывая молчание, пока мы углублялись в лабиринт улочек. – Посмотрите туда, в тот задний двор, на герб на дверцах фиакра, который, несомненно, не принадлежит грузчику из этого закоулка, не так ли? И если хорошенько вглядеться в окна вон той таверны, например, можно заметить несколько цилиндров, которые, разумеется, не носят те же грузчики.

– Да, – неохотно признал я, – но сейчас мы уже в другом районе. Мы прошли в сторону запада и…

– Оставьте вашу отвратительную привычку ко всему придираться, Ахилл. Это тягостно и совершенно неконструктивно. Почему мы здесь? Конечно, из-за нашего расследования! А могло ли быть по-другому? Настало время зайти в один паб, где нам будет удобно дискутировать, и я вам все объясню.

Желая успокоиться, я стал размышлять о трудностях дознания инспектора Уэдекинда. Прошла неделя со времени его ночного визита, когда он сообщил нам о третьем серийном преступлении. Естественно, представителя Скотленд-Ярда не вполне удовлетворила версия Оуэна о мотивациях убийцы. «Убивать из любви к искусству, конечно, возможно, но это намного уместнее в романе, нежели в действительности», – ответил он. Логика заставляла разделить его мнение, хотя наблюдения Оуэна казались мне обоснованными. В любом случае, вопрос мотивации оставался нерешенным, а гибель трех жертв стала предметом тщательного расследования. Умозрительно дело сэра Томаса казалось самым интересным из трех: по своему положению он, кажется, имел наибольшее число потенциальных врагов. Впрочем, Оуэн вел аккуратное расследование среди его окружения. По делу Александра Райли поначалу не было ничего нового и особенного. По поводу мисс Домон, которая была по происхождению француженкой, на что указывало ее имя, выяснилось, что она жила одна в Тонбридже, где работала в магазине готовой одежды, была натурой скрытной и имела мало друзей. Уэдекинду так и не удалось найти следов подруги, которая сопровождала ее в тот роковой день. Из родни у мисс Домон был только брат, намного моложе ее, который жил на севере Англии и редко виделся с сестрой.