Сэляви - [10]

Шрифт
Интервал

Так поздно светится оно!
Меня там не хватает.
Хотя погода хороша —
Болит, болит моя душа.
Ее ледок не тает.
А скоро будет Рождество!
Но это тоже ничего.
Потом пройдет и это.
Хотя погода хороша —
Болит, болит моя душа,
Ей облегченья нету!
А можно так и дальше жить —
Спешить, грешить, людей смешить —
Ни шатко и ни валко.
Да и погода хороша…
Но все болит, болит душа —
Ее-то вот и жалко.
* * *
Была я баба нежная —
А стала баба снежная.
Стою ничьей женой
Под горкой ледяной.
Была я баба нежная —
А стала баба снежная.
Вот и вся любовь!
Вот и нос — морковь,
И колпак из ведра,
И метла у бедра…
Была я баба нежная,
А стала баба снежная.
А глаза мои страшны,
А глаза мои смешны,
А глаза мои — из угля,
А черны — видать, грешны.
Была я баба нежная —
А стала баба снежная…
И стою, смеюсь. Зареветь боюсь.
Потому что я считаю:
Зареву — сейчас растаю.
* * *
В шапке похожая на Чебурашку —
Я приношу благодарность барашку,
Шкура которого сделалась шапкой
В жизни моей неуютной и шаткой.
В шубе похожая на медвежонка —
Благодарю же тебя, о дубленка,
Шкурою гревшая страшную тушу —
Ныне одевшая грешную душу.
Мясо в кастрюле и мясо в судочке…
Птенчики чьи-то, сыночки и дочки…
Милые звери — и плотью, и кровью
Нашему хилому служат здоровью.
* * *
О, эта странная прогулка —
Всего от дома до метро,
И окончанье переулка,
Где вечно продают ситро.
Вот обгоняет вас ребенок.
Взглянули вы со стороны —
И узнаете, как спросонок,
Черты оставленной жены.
По тротуару — вереница,
И перед вами, как в кино,
Проходят лица, лица, лица
Любовей, брошенных давно.
О, эта странная прогулка!
Ах, эти тени — хоть беги!..
Но почему-то очень гулко
Здесь ваши слышатся шаги.
А изменить маршрут непросто —
Всего от дома до метро.
И, добежав до перекрестка,
Берете вы стакан ситро.
* * *
Я не прочту ему стихов — зачем ему стихи?
У мужа денег попрошу, куплю себе духи.
И я не стану песен петь. Какие песни, черт,
Уж если он мой каждый сон узнал наперечет!
У мужа денег попрошу — куплю себе чулки,
Такие, что дороже нет — прозрачны и тонки.
Умело подведу глаза, на шапочке перо!
И вечером пойду к нему, одетая пестро.
Когда же стану уходить,
Под утро, чуть жива… —
Я новой песенки твердить
Смогу уже слова!
* * *
Мне стихи достались мукой, потому что вся родня
До сих пор одной наукой занималась у меня.
То, что шло за мною тенью, — им моей казалось ленью.
То, что ринулось бедой, — им казалось ерундой.
Если жгло, ломало, гнало, им казалось — слишком мало
Для меня, капризной, вздорной, с черным глазом, с челкой черной.
Огоньки вдали мигали, а меня опять ругали
За невежество мое, за житье и за бытье.
Мне стихи достались мукой, потому что вся родня
До сих пор одной наукой занималась до меня.
Все трудились, это верно. Беззаветно, беспримерно.
Но казались их труды им добычею руды.
А мои штрихи и миги, не стихи, да и не книги,
Не работы, не труды — не наделали б беды.
Если падало, крушилось, им казалось — совершилось
Наказание мое за дерзание мое!
Мне стихи достались мукой, потому что вся родня
До сих пор одной наукой занималась до меня.
Возвращайся к нам, дитя, — как могли, они манили…
Ты поймешь сто лет спустя, как родные правы были.
Если хочется — пиши красной краской, белым мелом.
Но при этом от души просим — занимайся делом!
О, ученая родня… Жизнь меня еще научит.
И поймает, и намучит, — не волнуйся за меня.
* * *
А когда я болела,
Да, когда я болела,
О, как сильно меня
Моя мама жалела!
И когда я кричала
Больными ночами,
Как она защищала
Большими плечами!..
А когда меня юность
Дотла не спалила,
Обожгла
Да лихую судьбу посулила,
Откатясь от огня,
Я на холоде тлела —
Только мама меня
Больше не пожалела.
Помню, как накатило
Болезнями детство,
И она находила
Чудесные средства.
А сжималось кольцо,
Означавшее муку, —
Помню, дула в лицо
Или гладила руку…
И минуты свои
И часы — не считала.
Но запасы любви
Все тогда исчерпала.
Ведь с тех пор,
Что я в детстве
так страшно болела,
Меня мама моя
Никогда не жалела.
* * *
Когда 6 мы жили без затей,
Я нарожала бы детей
От всех, кого любила, —
Всех видов и мастей.
И, гладя головы птенцов,
Я вспоминала б их отцов,
Одних — отцов семейства,
Других — совсем юнцов.
Их не коснулась бы нужда,
Междоусобная вражда —
Уж слишком были б непохожи
Птенцы того гнезда.
Мудрец научит дурака,
Как надо жить наверняка.
Дурак пускай научит брата
Вкушать, как жизнь сладка.
Сестра-простушка учит прясть.
Сестра-воровка учит красть.
Сестра-монашка их научит
Молиться, чтобы не пропасть.
Когда б я сделалась стара,
Вокруг накрытого стола
Всю дюжину моих потомков
Однажды б собрала.
Как непохож на брата брат,
Но как увидеть брата рад!
И то, что этим братья схожи,
Дороже во сто крат.
Когда б мы жили без затей,
Я нарожала бы детей
От всех, кого любила, —
Всех видов и мастей.
* * *
— Ах, дочка! О чем ты плачешь?
За что ты платишь?
— Ах, дочка! Я в твои годочки
Давно с твоим отцом
Стояла под венцом.
— Ах, мама! Венчаться мало…
Ну, обвенчалась ты с отцом,
Совсем юнцом, чужим птенцом?..
— Ах, дочка! Я в твои годочки
Уже с твоим отцом
Рассталась, с подлецом.
— Ах, мама! Расстаться мало,
Один подлец, другой глупец…
Да и не о том я наконец.
— Ах, дочка! Я в твои годочки
Хоть не жила уже с отцом,
А все ж бела была лицом…
— Ах, мама! Лица-то мало.
А что я не бела лицом,
Так я же балуюсь винцом,

Еще от автора Вероника Аркадьевна Долина
Стихи и песни

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Цветной бульвар

В книгу включены совсем новые стихотворения, наполненные неподдельной любовью к России, известного автора и исполнителя Вероники Долиной, чьи песни любимы многими уже не первое десятилетие.Новые стихи Вероники Долиной, стихи 2013–2014 годов, порадуют читателя.Это россыпи баллад, новеллы в стихах, разнообразие стилей и сюжетов.И все же поэтесса опять пишет свою Москву.На этот раз – как ключи надевая стихи на кольцо московских бульваров.


Рекомендуем почитать
В Саласпилсском лагере смерти

Настоящая книга — сборник воспоминаний бывших узников Саласпилсского лагеря смерти. В книге повествуется о чудовищных злодеяниях немецко-фашистских изуверов и их приспешников — латышских националистов, совершенных ими за колючей проволокой Саласпилсского лагеря смерти. Вместе с тем бывшие узники не только рассказывают читателям об ужасах, которые народам мира принес фашизм и его неизбежный спутник — война, но и предупреждают, что эти ужасы могут снова повториться, если народы не будут твердо стоять на страже мира и позволят фашизму снова поднять голову.


Хронограф 09 1988

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Операция „Тевтонский меч“

Брошюра написана известными кинорежиссерами, лауреатами Национальной премии ГДР супругами Торндайк и берлинским публицистом Карлом Раддацом на основе подлинных архивных материалов, по которым был поставлен прошедший с большим успехом во всем мире документальный фильм «Операция «Тевтонский меч».В брошюре, выпущенной издательством Министерства национальной обороны Германской Демократической Республики в 1959 году, разоблачается грязная карьера агента гитлеровской военной разведки, провокатора Ганса Шпейделя, впоследствии генерал-лейтенанта немецко-фашистской армии, ныне являющегося одним из руководителей западногерманского бундесвера и командующим сухопутными силами НАТО в центральной зоне Европы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.


Гранд-отель «Бездна». Биография Франкфуртской школы

Книга Стюарта Джеффриса (р. 1962) представляет собой попытку написать панорамную историю Франкфуртской школы.Институт социальных исследований во Франкфурте, основанный между двумя мировыми войнами, во многом определил не только содержание современных социальных и гуманитарных наук, но и облик нынешних западных университетов, социальных движений и политических дискурсов. Такие понятия как «отчуждение», «одномерное общество» и «критическая теория» наряду с фамилиями Беньямина, Адорно и Маркузе уже давно являются достоянием не только истории идей, но и популярной культуры.


Атомные шпионы. Охота за американскими ядерными секретами в годы холодной войны

Книга представляет собой подробное исследование того, как происходила кража величайшей военной тайны в мире, о ее участниках и мотивах, стоявших за их поступками. Читателю представлен рассказ о жизни некоторых главных действующих лиц атомного шпионажа, основанный на документальных данных, главным образом, на их личных показаниях в суде и на допросах ФБР. Помимо подробного изложения событий, приведших к суду над Розенбергами и другими, в книге содержатся любопытные детали об их детстве и юности, личных качествах, отношениях с близкими и коллегами.


Книжные воры

10 мая 1933 года на центральных площадях немецких городов горят тысячи томов: так министерство пропаганды фашистской Германии проводит акцию «против негерманского духа». Но на их совести есть и другие преступления, связанные с книгами. В годы Второй мировой войны нацистские солдаты систематически грабили европейские музеи и библиотеки. Сотни бесценных инкунабул и редких изданий должны были составить величайшую библиотеку современности, которая превзошла бы Александрийскую. Война закончилась, но большинство украденных книг так и не было найдено. Команда героических библиотекарей, подобно знаменитым «Охотникам за сокровищами», вернувшим миру «Мону Лизу» и Гентский алтарь, исследует книжные хранилища Германии, идентифицируя украденные издания и возвращая их семьям первоначальных владельцев. Для тех, кто потерял близких в период холокоста, эти книги часто являются единственным оставшимся достоянием их родных.