Селфи. Почему мы зациклены на себе и как это на нас влияет - [91]

Некоторые последствия этой постсамолюбивой неолиберальной экономики для наших ценностей хорошо уловили специалисты по нарциссизму профессора Джин Твендж и Кит Кэмпбелл. Они цитируют исследования, указывающие на явные изменения ценностей среди молодежи, особенно в том, что касается индивидуализма и материализма. Так, в 1965 году 45 % первокурсников считали, что для них важно финансовое благосостояние, а в 2004-м – уже 74 %. Ученики средних школ в семидесятые годы вдвое реже, чем в девяностые, говорили, что им хочется иметь «много денег». «Главное изменение в культуре со времен беби-бума до настоящего времени – это желание людей найти подходящее мировоззрение, – сказал мне Кэмпбелл. – А самый значительный рост связан со стремлением больше зарабатывать. Произошел серьезный сдвиг приоритетов с внутренних на внешние ценности».

Все это находит выражение также и в природе наших амбиций. «Вот у вас в Великобритании есть культ известности, и мы во многом переняли его у вас». По результатам опроса, проведенного в 2006 году среди британских детей, «самым желанным в мире» для них было «стать знаменитостью». При этом в США в том же году другое исследование показало, что известность является важным приоритетом чуть больше, чем для половины молодых людей в возрасте от 18 до 25 лет. Твендж добавляет, что есть и другие данные, позволяющие сделать вывод о росте индивидуализма, включая сфокусированность современной литературы и текстов песен на личных переживаниях, а также популярность необычных детских имен. «Но меня больше всего забавляют данные о количестве жителей США, якобы переживших мистический опыт прямого контакта с Богом, – добавляет Кэмбелл. – Оно удвоилось с 1960-х годов».

В своей книге «Эпидемия нарциссизма» Твендж и Кэмпбелл описывают еще один культурный сдвиг, показавшийся мне особенно поразительным, учитывая мой опыт в аббатстве Пласкарден. Они пишут о крупнейшей в США церкви Лейквуд в Хьюстоне, стены которой украшают отлично ретушированные портреты ее пастора Джоэла Остина. «Бог не вложил бы мечту в ваше сердце, если бы Он не дал вам всего необходимого для ее достижения… Бог создал вас не для того, чтобы вы были посредственностью. Вы были созданы, чтобы преуспеть», – написал Остин. Было трудно поверить, что это та же самая религия, в которую я окунулся в Шотландии. Мы проделали долгий путь от «я лишь червь» [93]. Похоже, что неолиберализм и революция самооценки смогли переиначить даже Бога.

Поскольку мы с рождения погружены в нашу специфическую экономику, ее ценности начинают сочиться из всего, что мы говорим и делаем. Неолиберализм светит нам из самых разных уголков нашей культуры, и мы впитываем его, словно радиацию. Им пропитаны наши телепрограммы, магазинные полки и даже лекарственные рецепты. «Если взять, скажем, шоу с преображениями, средства для похудения, книги по самосовершенствованию или помогающие дольше работать препараты для лечения синдрома дефицита внимания и гиперактивности, то все это легко продается, поскольку люди берут на себя личную ответственность за то, чтобы стать более эффективным сотрудником или более совершенным человеком», – говорит профессор Марвик. – А если вы становитесь более совершенным человеком, это часто требует покупки разнообразных товаров и услуг или изменения своего тела в соответствии с неолиберальными канонами, то есть вы должны быть здоровы, активны, деятельны и инициативны». Однако здесь есть и позитивные моменты: Марвик считает, что все это служит важным фактором в укреплении нашей прогрессивной позиции в отношении проблем меньшинств. «Неолиберальный продукт оказался мощным стимулом к борьбе за права геев и легализацию гомосексуальных браков, – считает она. – Геи и лесбиянки – отличные потребители. Так что нет худа без добра, вот что я хочу сказать».

* * *

Когда мы почти доели бургеры, я спросил Джереми, почему, по его мнению, в Кремниевой долине вроде бы немодно демонстрировать свое богатство. Это казалось мне интересной культурной странностью, и я не знал, как ее интерпретировать.

«Ну, потому что здесь очень легко быстро заработать кучу денег, и людей этим не впечатлишь, – ответил он. – Гораздо важнее стать известным благодаря тому, что ты делаешь».

«Но зачем?»

«Это еще одна грань власти – создать нечто влияющее на жизни миллионов людей. В Кремниевой долине все мы стараемся изменить мир. Если люди, говорящие об этом, и есть люди, верящие в это. Судя по моему опыту, если ты замыкаешься на каком-то одном аспекте, у тебя будут проблемы. Если ты ищешь только денег или если ты только хочешь изменить мир, то ничего хорошего не выйдет».

«Почему?»

«Потому что либо ты меняешь мир и при этом зарабатываешь кучу денег, либо ты неудачник».

По дороге обратно в особняк «Радуга» я рассказал Джереми об особом сорте технарей, который меня интересовал больше всего. Одновременно с тем, как культура, в которой мы варимся, формирует для нас обобщенное «идеальное „я“», с которым мы себя сравниваем, каждая клеточка этой культуры в свою очередь порождает особые итерации этого «я». В 1943 году Жан-Поль Сартр заметил, что существует культурный образ идеального официанта, равно как есть образцы совершенного учителя, совершенной поп-звезды, совершенного политика, совершенного родителя и совершенного начальника. В Кремниевой долине есть свой образец совершенного «я», на который равняются многие «технари» и который стал весьма популярен по всему Западу. Это средоточие всех их надежд, ценностей и идеалов – «основатель», решительный и независимый гений, который благодаря своему воображению, смелости и усердию не только разбогател, но и сделал мир лучше.