Селфи. Почему мы зациклены на себе и как это на нас влияет - [109]

Из-за шумихи в медиа инвесторы начали отказываться от участия в Cambrian Genomics. Один из консультантов Остина сравнил его репутацию в отрасли с репутацией Билла Косби [109]. Сначала он пытался вновь заняться фандрайзингом, но вскоре понял, что ему придется начать увольнять людей. Все это случилось в самое неподходящее время: они как раз пытались решить трудности с работой лазера, и им требовалось как можно больше умных голов. «Технические вопросы можно было решить, – говорит Адрианна. – У него была блестящая команда ученых, а в худшем случае они могли продать бизнес другой компании, которая бы со всем этим разобралась, ну или они бы приложили все усилия и в итоге сами нашли решение. Проблема была в другом. Он потерял уверенность, что может найти деньги после этого скандала в СМИ».

К концу 2014 года Остин был физически истощен. «Он напоминал живой труп. Перестал есть и спать. Он был вечно погружен в раздумья, неотрывно следил за биржевыми котировками или твердил, что ему конец». Они подолгу разговаривали по телефону: «Иногда мне казалось, что наш разговор ему помог, но затем через пару дней он возвращался в то же самое состояние».

В марте Остин заказал в онлайн-магазине набор веревок и попытался повеситься в своей квартире. Попытка оказалась неудачной. Придя в себя, он позвонил Адрианне, которая в тот момент ехала домой с работы. «Я только что пытался покончить с собой», – сказал он ей. Семья отвезла его в винодельческий регион, где он мог бы отдохнуть, и однажды вечером, после ужина, попыталась устроить для него психотерапевтический сеанс. «Он все время повторял: „Мне конец, мне конец, мне конец“. Мы сказали: „Мы отвезем тебя в больницу. Тебе окажут помощь, в которой ты так нуждаешься“». Его записали в клинику в Сан-Диего.

Двадцать седьмого марта 2015 года сотрудник Cambrian Genomics открыл лабораторию после долгих выходных и обнаружил труп. Остин повесился. Ему был тридцать один год.

Незадолго до смерти Остин гостил у своего лучшего друга Майка Алфреда. «Ему казалось, будто весь мир против него, – рассказал мне Алфред. – Он слишком сильно принимал все на свой счет».

«А как же иначе? – спросил я. – Они называли его братаном-стартапером и сексистом».

«Да, все так, и он воспринимал это как удар по нему лично и очень расстраивался. Он каждый день говорил о самоубийстве».

Я спросил, могло ли то, что о нем говорили, частично быть правдой. Имелись некоторые свидетельства, что в прошлом он позволял себе проявления сексизма. Так, в 2009 году он самостоятельно издал полувымышленные мемуары, содержавшие неприятные юношеские разговоры о стриптизершах и оргиях. «Это полная ерунда, – сказал Алфред. – Он мог нелестно высказываться о глупых людях. Но пол никогда не был для него проблемой. Он определенно не был сексистом». Проблема, по мнению Алфреда, заключалась в том, что Остин был не слишком чутким к социальным проблемам. «Он вряд ли был человеком, который мог задаться вопросом: „Как бы мне поточнее выразиться, чтобы этот человек правильно меня понял?“ Он просто говорил то, что приходило ему в голову».

«Но разве это не распространенный тип поведения в хайтек-области?» – спросил я.

«Пожалуй, да. Там много очень талантливых людей, которым трудно понять окружающих».

Алфред вдобавок ко всему назвал Остина «измученной душой». С депрессиями тот долго боролся. После его смерти говорилось, что у него было биполярное расстройство, и это мнение как минимум отчасти основано на его полувымышленных мемуарах. Адрианна с этим не согласна: «Ему никогда не ставили диагноз „биполярное расстройство“, – сказала она, ссылаясь на его медицинскую карту. – Меня беспокоило, что это напечатают без какой-либо проверки. Единственным его официальным диагнозом было тяжелое депрессивное расстройство. Во взрослом возрасте Остин несколько раз обращался к психологам и психотерапевтам. Он не был душевнобольным и не страдал депрессиями всю жизнь. Случались черные полосы, и его депрессии обычно были продиктованы сложными обстоятельствами и стрессом». В конечном счете, считает она, именно нападки СМИ спровоцировали последнее ухудшение его состояния. «Никто не виноват в его смерти, – сказала она. – Но вместе с тем я точно знаю, что именно это вызвало тот эпизод депрессии».

Когда я спросил Адрианну, могла ли она бы назвать брата перфекционистом, она кивнула: «Он все делил на белое и черное, отчасти дело было в этом; сгущал краски („Я стану бездомным, все будут считать меня неудачником“), преувеличивал негативные мнения людей о нем. Поэтому, когда начались трудности, он просто застревал в таких изматывающих ловушках ума».

Во многих отношениях Остин стал жертвой эпохи перфекционизма. Пускай он был особенно чувствителен к сигналам неудачи внутри своей среды, но и среда, в которой он оказался, была жестока. Несмотря на все свои достижения, потрясающее видение будущего и вероятность того, что его работа могла бы сильно изменить мир, Остин оказался не тем человеком, не в то время, не с тем характером. Он не всегда был обаятелен и мог порой вести себя заносчиво и пренебрежительно. Однако он не заслуживал такого отношения со стороны медиа. Его травля была несправедлива и безжалостна.