Селестина - [62]

убил своего сына, когда тот нарушил постанов­ления трибунов. Многие поступали так же. Будь этот судья здесь, он возразил бы, что преступник и подстрека­тель подлежат равной каре; вот он и казнил обоих за вину одного; да, он поспешил с казнью, ибо преступление явно и нет нужды в многочисленных уликах, — ведь убийц схватили на месте преступления, да к тому же один из них уже разбился насмерть. Возможно также, что эта слезливая девчонка, которая жила у Селестины, смягчила судью своими рыданиями, и он велел совершить казнь рано утром, чтобы не поднимать шума, не позорить меня и не дожидаться, пока все проснутся и услышат глашатая, что было бы для меня великим бесчестьем. Ведь без па­лача и глашатая при казни не обойтись. А в таком случае, я еще в долгу перед судьей и до конца жизни буду ему обязан не как слуге моего отца, а как родному брату. Если же все это не так и нельзя истолковать в лучшую сторону то, что случилось, вспомни, Калисто, о пережитых восторгах. Вспомни о возлюбленной и о своем счастье. Ведь для нее ты не пожалел бы жизни. И ты не должен скорбеть о гибели других, ибо никакая скорбь не сравнит­ся с испытанным тобою наслаждением.

О сеньора и жизнь моя! Я не хотел оскорбить тебя в разлуке! Можно подумать, будто я мало ценю твой дар! Прочь, грустные мысли, прости, печаль! О, несравненное счастье! О, неутолимый восторг! Что я могу еще просить у бога в награду за мои ничтожные заслуги в этой жизни сверх полученного дара? Разве этого мало? Платить не­благодарностью за подобное блаженство — безумно. Я не хочу из-за огорчений лишиться рассудка и, обезумев, низ­вергнуться с высоты моего счастья. Не нужно мне ни­чего— ни почестей, ни славы, ни богатства, ни отца, ни матери, ни родных, ни близких — только Мелибею. День буду проводить у себя в комнате, а ночь в этом сладостном раю, в саду блаженства, среди нежных цветов и зелени. О ночь моей отрады, когда б я мог вернуть тебя! О луче­зарный Феб, ускорь свой привычный бег! О прекрасные звезды, покажитесь ранее положенного часа! О медли­тельные стрелки часов! О, если бы и вас пожирало любов­ное пламя! Если бы вас ожидало в полночь то, что ждет меня, не стали бы вы подчиняться воле создавшего вас мастера. А вы, далекие зимние месяцы, явитесь, принесите с собою долгие ночи вместо докучливых дней! Словно це­лый год прошел с тех пор, как я видел ее, мое утешение и нежную усладу тревог моих. Но о чем молю я? Чего тре­бую, нетерпеливый безумец? Того, чего не было, таких чу­дес и быть не может! Естественный бег природы не пре­вратится в хаос, все имеет свой путь, свой час жизни и смерти, свой предел — таинственный ход планет и поляр­ной звезды на небосводе, рост и ущерб луны. Одна узда сдерживает все, одни шпоры все подгоняют — небо, землю, море, огонь, ветер, жар и холод. Что пользы в том, если наступит полночь на земных часах, когда она не наступит на часах небесных? Хоть рано встанешь, рассвета не ускоришь.

Но ты, сладостное воображение, ты властно помочь мне. Верни моим мечтам этот ангельский лучезарный образ, верни моему слуху чарующий звук ее речей, ее бес­хитростные уловки. «Ах, отойди, господин мой, не прика­сайся ко мне», «О, не будь так неучтив», — произносили ее алые уста. «Не погуби меня!» — шептала она то и дело, обнимая меня, отталкивая и привлекая, убегая и возвра­щаясь. О, сладкие поцелуи, прощальные слова при расста­вании! С какой мукой они вырвались из ее уст! С какой неохотой! Какие слезы, подобно каплям росы, катились из светлых, сияющих ее очей!

С о с и й. Ну, Тристан, как тебе нравится Калисто? Как долго он спит! Вот уже четыре часа пополудни, а он еще не звал нас и ничего не ел!

Т р и с т а н. Молчи, сон не любит спешки. Видно, хо­зяина гнетет печаль о казненных слугах да вдобавок он счастлив своим успехом у Мелибеи. Вот и нелегко одному слабому человеку вынести два таких сильных противоречи­вых чувства.

С о с и й. Неужели ты думаешь, что он печалится о по­койниках? Если бы та женщина, которая вон там идет по улице, горевала так, как он, она бы не надела черный чепец.

Т р и с т а н. Кто это, братец?

С о с и й. Подойди сюда — и увидишь, пока она не скры­лась; посмотри, вон та, в трауре, вон, глаза утирает. Это Элисия, воспитанница Селестины и подруга Семпронио. Прехорошенькая девчонка, да теперь-то она, грешная, со­всем пропадает — ведь Селестина была ей как мать род­ная, а Семпронио — первым другом. А в том доме, куда она входит, проживает смазливая бабенка, веселая и све­женькая, не скупая на ласки, — девка, собственно говоря; прямо позавидуешь тому, кто заполучит ее в подруги без особых издержек; зовут ее Ареусой. Я знаю, что Пармено провел с ней немало бессонных ночей, и ее тоже не больно веселит его смерть.

Действие пятнадцатое

Содержание действия пятнадцатого

Ареуса осыпает бранью своего любовника Сентурио и го­нит его прочь; тут приходит Элисия и рассказывает Ареусе о гибельных последствиях любви Калисто и Ме­либеи. Элисия и Ареуса решают, что Сентурио должен отомстить обоим влюбленным за смерть друзей. Эли­сия прощается с Ареусой, не соглашаясь переехать к ней, потому что хочет вести прежнюю веселую жизнь на старом месте.