Селестина - [60]
Действие четырнадцатое
Содержание действия четырнадцатого
Впечаленная Мелибея говорит с Лукресией о том, что Калисто медлит, хотя поклялся прийти к ней этой ночью. Вскоре он появляется в сопровождении Сосия и Тристана. Достигнув цели своих желаний, Калисто возвращается домой и удаляется к себе, жалуясь на то, что так мало пробыл с Мелибеей, и моля Феба скрыть свои лучи и приблизить час свидания.
Мелибея, Лукрес и я, Сосий, Тристан, Калисто.
М е л и б е я. Как медлит наш кабальеро! Как ты думаешь, Лукресия, что с ним?
Л у к р е с и я. Сеньора, его, верно, задержало что-то, и он не может прийти вовремя.
М е л и б е я. Знай я, что ангелы его оберегают и что ему не грозит опасность, опоздание не тревожило бы меня. Но я, бедная, думаю обо всем, что могло случиться в пути. Кто знает? Быть может, он переоделся, когда шел на свидание, — ведь юноши часто так делают, — и наткнулся на ночных альгвасилов, а они напали на него и ранили, или же он, защищаясь, ранил их. Быть может, его искусали злые собаки, которые бросаются на всех без разбора; а может, он упал в какую-нибудь канаву или яму и разбился? О, как я несчастна! Всякие горести преследуют мою любовь с самого ее зарождения, и скорбные мысли осаждают меня! Да не допустит бог, чтобы с ним случилось несчастье, лучше уж я лишусь радости видеть его! Послушай, на улице шаги. Кажется, за оградой слышны голоса.
С о е и й. Прислони лестницу сюда, Тристан. Здесь удобней, хоть и высоко.
Т р и с т а н. Поднимайся, сеньор; а я пойду с тобой, ведь неизвестно, что там, в саду. Слышь, кто-то разговаривает.
К а л и с т о. Молчите, дурни, я пойду один; это моя госпожа.
М е л и б е я. Твоя раба, твоя пленница, которая дорожит твоей жизнью больше, нежели своей. О господин мой, не прыгай с такой высоты, не то я умру! Спускайся, тихонько спускайся по лестнице, не спеши!
К а л и с т о. О ангельский образ! О драгоценная жемчужина! Рядом с тобой весь мир кажется безобразным! О сеньора моя, гордость моя! Я держу тебя в объятиях и сам этому не верю. Я переполнен таким волнением и восторгом, что не могу вполне насладиться своим счастьем.
М е л и б е я. Сеньор мой, я тебе доверилась, я согласилась исполнить твою волю, и ты не должен из-за моей доброты отнестись ко мне хуже, чем если б я была безжалостна и неприступна. Не погуби меня ради краткого наслаждения; за дурным поступком следует скорое раскаяние и долгая расплата. Будь счастлив так же, как счастлива я, когда вижу и чувствую тебя столь близко. Не проси, не бери, чего не сможешь вернуть. Берегись, сеньор мой, уничтожить то, чего не восстановишь за все сокровища мира.
К а л и с т о. Сеньора моя, я отдал всю свою жизнь, чтобы добиться твоей милости, так могу ли я от нее отказаться, когда она дарована мне? Не требуй такого подвига, я не смогу исполнить твою волю. Не жди от меня малодушия. Ни один мужчина не сделает этого, если любит, как я. Позволь мне после долгих скитаний по огненным волнам страсти причалить к сладостной пристани и отдохнуть от былых горестей.
М е л и б е я. Заклинаю тебя, пусть язык твой говорит все что угодно, но усмири руки. Успокойся, сеньор мой. Я твоя, любуйся моей наружностью, этим истинным достоянием влюбленного, не стремись отнять у меня лучший дар природы. Ведь хороший пастух должен стричь своих овец, а не губить их.
К а л и с т о. К чему подобные речи, сеньора? Чтобы страсть моя не знала покоя? Чтобы я опять страдал? Чтобы начал игру сызнова? Прости, сеньора, мои бесстыдные руки; они, недостойные, никогда и не мечтали коснуться твоей одежды, и теперь они спешат насладиться твоим прелестным телом и нежною кожей.
М е л и б е я. Оставь нас, Лукресия.
К а л и с т о. Зачем, дорогая? Я рад свидетелям моего торжества.
М е л и б е я. А я не хочу свидетелей моего греха... Да если бы я знала, что ты такой необузданный, не доверилась бы я твоим коварным речам.
С о с и й. Прислушайся, Тристан. Вон куда дело зашло!
Т р и с т а н. Я уж такого наслушался, что могу считать хозяина счастливейшим из смертных. Клянусь жизнью, и я бы тут не сплоховал, хоть я и мальчишка.
С о с и й. Для такой красотки у всякого руки найдутся; да только счастья-то он хлебнул пополам с горем, недешево оно ему обошлось: приправа к его любви — двое юношей.
Т р и с т а н. Он уже позабыл о беднягах. Вот и пропадай на службе у подлецов, верь, как дурак, в их покровительство! «У графа живи-поживай, да себя не забывай», — советовала мне матушка. Смотри, они себе веселятся, целуются да обнимаются, а слуги их казнены с позором.
М е л и б е я. О жизнь моя, сеньор мой! Зачем ты лишил меня имени и венца девственницы ради столь краткого блаженства? О несчастная мать! Ты бы умерла, узнав об этом, но и меня бы не пощадила! Ты стала бы безжалостным палачом собственной плоти и крови! Такое горе на закате твоих дней! О мой почтенный отец! Как запятнала я твое доброе имя, какой ущерб нанесла твоему дому! О предательница! Как могла я не предвидеть страшного греха, опасности, которая меня подстерегала!
