Селестина - [39]

А р е у с а. Право, матушка, никто меня не любит. Хва­тит шутить, дай лучше какое-нибудь средство от моей бо­лезни.

С е л е с т и н а. В таких обычных болезнях все мы. греш­ные, хорошо разбираемся. Я тебе расскажу, что делают, как я видела, многие женщины и что мне самой всегда помо­гало. Люди все разные, и лекарства по-разному действуют. Годится, например, сильный запах — мята, рута, полынь, дым от жженых перьев куропатки, от розмарина, мха, ла­дана. Если болезнь не запущена, эти средства помогут и облегчат боль, и мало-помалу матка опустится на место. Но я-то знаю кое-что полезнее, только не хочу тебе говорить, ведь ты из себя корчишь святую.

А р е у с а. Скажи, матушка, бога ради. Ты видишь меня в горе и скрываешь от меня спасение?

С е л е с т и н а. Брось, ты меня понимаешь, не прикиды­вайся дурочкой.

А р е у с а. Чтоб мне злой смертью помереть, только сей­час догадалась! Да что прикажешь делать? Ты же знаешь, вчера мой дружок отправился вместе с капитаном на войну. Могу ли я его так подло обмануть?

С е л е с т и н а. Подумаешь, какой ему убыток, какая ве­ликая подлость!

А р е у с а. Еще бы не подлость! Он ведь дает мне все, что нужно, держит меня в почете, балует меня, обращается со мной так, словно я сеньора.

С е л е с т и н а. Так-то оно так, да только, пока ты не ро­дишь, не избавишься от своей болезни. А не боишься хвори, держи дверь на запоре, увидишь что с тобой станет!

А р е у с а. Вот беда! Видно, прокляли меня родители! Неужто придется так мучиться? Ладно, хватит, уж поздно; скажи-ка лучше, зачем пожаловала.

С е л е с т и н а. Ты знаешь, что я тебе говорила о Пармено. Он жаловался мне, будто ты даже видеть его не хо­чешь. Не знаю, чем он провинился, неужто тем, что я его люблю и считаю сыном? Я-то, видно, совсем иначе отношусь к тебе. Мне и соседки твои по душе, сердце радуется каждый раз, как я их встречаю, — знаю, что они с тобою беседуют.

А р е у с а. А не ошибаешься ли ты во мне, сеньора те­тушка?

С е л е с т и н а. Не знаю, я по делам сужу; на слова мы все староваты. Но за любовь ничем другим не заплатишь, Кроме истой любви, а за дела — делами. Ты знаешь, чем обязана Элисии, подружке Семпронио. Пармено — прия­тель Семпронио, а оба они служат сеньору, тебе известному, которому ты можешь оказать такую любезность. Не отка­зывайся сделать то, что тебе ничего не стоит. Вы с Элисией родственницы; они между собой приятели; погляди-ка, все выходит лучше, чем можно пожелать. Он пришел сюда со мною. Скажи, подняться ему?

А р е у с а. Пропала я, горемычная, если он нас слышал!

С е л е с т и н а. Нет, он внизу. Я хочу привести его сюда. Прошу, познакомься с ним, поговори, будь полюбезней. А если он придется тебе по вкусу, пусть насладится тобою, а ты — им. Хоть он много на этом выиграет, ты тоже ни­чего не проиграешь.

А р е у с а. Я хорошо знаю, сеньора, что все твои со­веты— и нынешние, и прошлые — шли мне на пользу. Но как же ты хочешь, чтоб я это сделала? Ведь ты слышала, у меня есть перед кем держать ответ. Если он меня на этом поймает — убьет. Соседки мои завистливые, все ему рас­скажут. Стало быть, хоть и мало горя потерять его, я все- таки проиграю больше, чем выиграю, коль послушаюсь тебя.

С е л е с т и н а. То, чего ты боишься, я предвидела, вот мы и пробрались сюда потихоньку.

А р е у с а. Об этой ночи я не говорю, а что дальше-то будет?

С е л е с т и н а. Что? Так вот ты из каких! Так-то ты себя ставишь! Нет, ты себе дома не построишь. Его нет, а ты боишься! А что бы ты делала, будь он в городе? Везет же мне: все даю глупцам советы, а глядь — кто-ни­будь да сплошает; но я и не удивляюсь! Мир велик, а лю­дей умных мало! Ай-ай, доченька, посмотрела бы ты, какая сноровка у твоей сестрицы и как ей впрок пошло мое воспи­тание и моя помощь. Вот это искусница! И даже теперь ей мои наставления не мешают. Она может похвалиться, что один у нее в постели, другой уже за дверью, а третий дома по ней вздыхает. И со всеми-то она поспевает, со всеми при­ветлива, и каждый думает, что он любим и никого у нее больше нет, кроме него, и что он-то единственный даст ей все, что нужно. А ты воображаешь, если у тебя двое будут, об этом расскажут доски в кровати? Думаешь из одного только желоба прокормиться? Немного же у тебя на столе останется! Не хотела бы я питаться твоими объедками! Ни­когда не бывало, чтоб мне только один нравился, чтоб я в од­ного душу вкладывала. От двоих больше проку, а от четве­рых тем паче — больше дают, больше имеют и есть из чего выбирать. Пропала та мышь, которая знает только одну щель: если и эту заткнут, ей от кота не спрятаться. А у кого всего-навсего один глаз, тому беды не миновать. Один будешь — петь забудешь! Один раз не в счет; монах по улице в одиночку не ходит; куропатка одна не летает, особливо весной; одному сладко есть—быстро надоест; одна ласточка весны не делает; одному свидетелю не верят; одно платье долго не проносишь. Чего же ты хочешь, до­ченька, от единицы? Много есть у этого числа недостатков, всех не перечислишь; с годами я их узнала. Если желаешь, заведи хотя бы двух. Два — хорошее число, тем более если оба такие, как этот; ведь у тебя два уха, две ноги и две руки, две простыни на постели, две рубашки на смену. А за­хочешь нескольких, тебе же лучше! Чем больше мавров, тем больше наживы; почет без выгоды — все равно что кольцо без пальца. А раз обоих в один мешок не упрячешь, выби­рай, что выгоднее. Иди сюда, сынок Пармено!