Селестина - [18]

Горе тому, кто состарится во дворце! Ты знаешь, что сказано о целебной купели? Из сотни омывшихся в ней лишь один выздоравливал. Нынешние господа любят себя больше, чем своих слуг, и они правы. И слуги должны вести себя точно так же. А все эти милости, щедроты, бла­городные поступки — вздор. Хозяева подло и мелочно хло­почут только о своей выгоде. А потому и слугам, даром что у них меньше возможностей, следует жить по своему вкусу. Говорю это я, сынок Пармено, к тому, что твой хо­зяин кажется мне продувной бестией: он хочет, чтоб все ему даром служили. Смотри же, верь мне. Ищи себе дру­зей у него в доме — это самое ценное в жизни. А о дружбе с ним самим и не думай, это редко удается при разнице в положении или состоянии. Нам всем, как тебе известно, представился случай нажиться, и ты теперь сможешь по­править свои дела. А остальное, о чем я говорила, тоже получишь в свое время. Что же до дружбы с Семпронио — она пойдет тебе на пользу.

П а р м е н о. Меня прямо в дрожь бросило от твоих слов, Селестина. Не знаю, что и делать, совсем растерялся. С одной стороны, ты мне все равно что мать; с другой, Калисто — мой хозяин. Разбогатеть-то я не прочь, да кто воз­носится подлыми путями, упадет быстрее, чем поднимется. Не нужно мне состояния, нажитого бесчестно.

С е л е с т и н а. А мне так нужно! Так или иначе, лишь бы нам жилось богаче.

П а р м е н о. Мне бы оно не принесло радости, и по мне — лучше уж честная, беззаботная бедность. И еще скажу тебе вот что: не тот беден, кто мало имеет, а тот, кто многого хочет! А поэтому, что ты там ни говори, я тебе не верю. Я бы хотел прожить жизнь без зависти, идти по пустырям и бездорожью без страха, спать без трепета, в обиде держаться гордо, а в нужде — твердо.

С е л е с т и н а. Ох, сынок! Верно говорят, что благора­зумны только старики, а ты ведь совсем еще мальчишка.

П а р м е н о. Всего безопаснее спокойная нищета.

С е л е с т и н а. Лучше скажи, как взрослый: судьба по­могает смелым. И вообще, кто согласится жить без друзей, обладая богатством? А у тебя-то оно, слава богу, есть. Неужели ты надеешься сохранить его без помощи друзей? И не думай, что твоя близость к этому сеньору даст тебе покой; чем больше денег, тем меньше покоя. Но во всех превратностях помогают друзья. А где же еще ты найдешь сочетание трех видов дружбы, а именно: дружбы полезной, дружбы выгодной и дружбы приятной? Полезной — ибо Семпронио хочет того же, что и ты, и добродетели ваши весьма сходны; выгодной — ибо прибыль у вас в руках, если будете ладить; приятной — ибо вы по возрасту склонны ко всяким утехам, а они объединяют юношей больше, чем старцев, — игры, наряды, забавы, еда и питье, любовные радости в хорошей компании. О, если ты захо­чешь, Пармено, мы отлично заживем! Семпронио любит Элисию, двоюродную сестру Ареусы.

П а р м е н о. Ареусы?

С е л е с т и н а. Да, Ареусы.

П а р м е н о. Ареусы, дочери Элисо?

С е л е с т и н а. Именно.

П а р м е н о. Правда?

С е л е с т и н а. Правда.

П а р м е н о. Вот так диво!

С е л е с т и н а. Хорошо, по-твоему?

П а р м е н о. Лучше быть не может!

С е л е с т и н а. Так сулила твоя добрая судьба: вот пе­ред тобою та, которая тебе подарит Ареусу.

П а р м е н о. Ей-богу, матушка, я никому не верю!

С е л е с т и н а. Всем верить — крайность, а никому — заблуждение.

П а р м е н о. Я хочу сказать, что тебе-то я верю, но не вполне. Оставь меня!

С е л е с т и н а. О ничтожество! Слабому сердцу не под силу удача! Вот послал господь орехи беззубому! Ах ты простофиля! Ты еще скажешь, что чем больше ума — тем меньше удачи, а чем больше понятия — тем меньше счастья. Все это басни!

П а р м е н о. Ох, Селестина, слыхивал я, что один при­мер распутства или скаредности может причинить много зла и что человек должен общаться с теми, с кем стано­вится лучше, и избегать тех, кого может исправить. Но, глядя на Семпронио, я лучше не стану и его пороков тоже не исправлю. А если я и пойду на то, что ты предлагаешь, то пусть об этом никто не узнает и грех мой не послужит примером. Ведь если человек, желая наслаждений, осквер­нит добродетель, он все же не должен оскорблять ее в других.

С е л е с т и н а. Глупо ты рассуждаешь; ведь в одиночку скучно веселиться. Не ищи уединения и не горюй, природа бежит печалей и стремится к радостям. С друзьями приятно делить наслаждения, а особенно приятно рассказывать и сообщать им о своих любовных делишках: то-то она сде­лала, то-то сказала, так-то мы с ней забавлялись, так-то я ее схватил, так поцеловал, так она меня укусила, так я ее обнял, так она ко мне прижалась. О, что за речи! Что за прелесть! Что за утехи, что за поцелуи! Идем туда-то, вер­немся обратно. Эй, музыку сюда! Давай сочинять девизы[18], петь песни, биться на копьях! А чем мы украсим шлем[19], какую эмблему выберем? Вон она пошла к обедне; завтра она выйдет из дому, пойдем побродим по улице; смотри, вот ее письмо, отправимся к ней ночью, подержи мне лест­ницу, постереги у дверей. Ну, хорошо тебе с ней было? Гляди-ка на рогатого: оставил ее одну! Обернись на нее еще разок, вернемся туда! Вот этим всем, Пармено, разве можно наслаждаться одному, без приятеля! Право, право, я ведь на этом деле собаку съела. Вот оно — истинное на­слаждение; а все прочее и ослы на лугу делают не хуже.