Селестина - [8]

Шрифт
Интервал

АЛИСА. Все это мне ничего не говорит. Скажи мне ее имя, если знаешь.

ЛУКРЕСИЯ. Да его знает и стар, и млад! Как мне-то не знать!

АЛИСА. Почему же ты не скажешь?

ЛУКРЕСИЯ. Мне стыдно!

АЛИСА. Ну, глупая, говори! Не зли меня своими проволочками.

ЛУКРЕСИЯ. Имя ее Селестина, не в обиду вам будь сказано.

АЛИСА (хохочет). Пропади ты пропадом! Я умру со смеху! Сильно ты, должно быть, ненавидишь эту старуху, даже имя ее стыдишься назвать! Припоминаю. Хороша штучка! Она, верно, пришла просить о чем-нибудь. Скажи ей, пусть подымется сюда.

ЛУКРЕСИЯ (побежала вниз, распахнула дверь). Входи, тетушка!


Селестина вошла в дом, осмотрелась. Вид приняла смиренный. Стала играть эдакую больную, «перебинтованную».


СЕЛЕСТИНА. Добрейшая сеньора! Случился у меня недостаток в деньгах. Нет у меня иного выхода, чем продать немного пряжи, я припасла её на несколько чепцов. И ты в ней как раз нуждаешься, нет? Хоть бедна я и немилостив ко мне Господь — вот моя пряжа! Не пригодится ли тебе она, да заодно и я?

АЛИСА. Твои слова так меня растрогали, что я и без пряжи охотно помогла бы тебе деньгами. А если пряжа хороша, я тебе за нее щедро заплачу.

СЕЛЕСТИНА. Хороша, сеньора? Тонка, словно волосы, гладка, прочна, как струны гитары, бела, как снег! Вот эти самые пальцы ее пряли, мотали и приготовляли. Погляди-ка на эти моточки! Три монеты давали мне вчера за унцию, пропади моя грешная душа!


В комнату вошла Мелибея — совсем девчонка. Красавица. Разряжена, как куколка.


АЛИСА. Дочка, побудь с этой почтенной женщиной, мне пора навестить мою сестру, жену Кремеса. Она нездорова и прислала за мной пажа.

СЕЛЕСТИНА. Как хорошо! Будь проклят дьявол и мои грехи! Ведь надо же случиться, чтоб заболела твоя сестра как раз, когда у нас наклевывается сделка!

АЛИСА. А?

СЕЛЕСТИМНА. Нет, я так.

АЛИСА. Мелибея, позаботься, чтобы соседка получила все, что ей причитается за пряжу. А ты, матушка, прости: в другой раз подольше побеседуем.


Мелибея смотрела на Селестину с интересом — взаперти да взаперти девушка, вот что-то новенькое, ей и интересно.


СЕЛЕСТИНА. Сеньора, незачем прощать невиновного. Господь тебя простит, а я остаюсь в хорошем обществе.


Алиса улыбнулась и вместе с пажом вместе отправилась по дороге. Слуги над нею тряпку несут, от солнца прикрывают — тряпка на четырех длинных шестах. Свистит тряпка от ветра. Палки гнутся. И паж свистит, дурачок, а Алиса смеётся. Хорошо ей. Она богата, знатна, у неё дочь красавица, светит солнце, вокруг — Испания… Хорошо.


МЕЛИБЕЯ. Не Селестина ли ты, что жила подле дубилен, у реки?

СЕЛЕСТИНА. Жила, пока Богу угодно было.

МЕЛИБЕЯ. Клянусь, только по шраму я тебя и узнала! Помнится, ты была красива. Теперь ты совсем не та, очень уж изменилась.

ЛУКРЕСИЯ. Ха-ха-ха! Изменился дьявол! Нечего сказать, красива была она с этакой отметиной на лице!

МЕЛИБЕЯ. Что тебя насмешило?

ЛУКРЕСИЯ. Да то, что за такой короткий срок ты позабыла лицо матушки.

МЕЛИБЕЯ. Два года — не так мало. К тому же и морщин у нее прибавилось. Я рада была познакомиться с тобой. Возьми деньги и иди с Богом! Мне сдается, что ты, верно, не обедала.

СЕЛЕСТИНА. О ангельская душа! Как ты это произнесла! Ведь я обычно день-деньской хлопочу натощак по чужим поручениям, все стараюсь для добрых людей. Я открою причину моего прихода. Мы обе прогадаем, если я уйду понапрасну и тебе ничего не скажу.

МЕЛИБЕЯ. Поведай свои заботы.

СЕЛЕСТИНА. Мои заботы? Чужие! Свои я терплю у себя за дверью: ем — когда придется, пью — когда найдется! Хлеб и вино найдешь в пути, а друга любезного не найти! Где нет мужчины, нет и достатка. Не уйти веретену от беды, коли рядом нет бороды. Я к тому, сеньора, что я говорила тебе о нуждах чужих, а не своих.

МЕЛИБЕЯ. Проси, чего хочешь для кого угодно.

СЕЛЕСТИНА. Оставила я одного больного при смерти, и он верит, что одно лишь слово из твоих благородных уст, которое я спрячу в сердце своем и отнесу ему, сразу исцелит его, — так благоговеет он перед твоей красотой.

МЕЛИБЕЯ. Я не пойму, тетушка. Кто в силах исцелить страждущего и не делает этого, подобен убийце. Кто так обезумел от боли, что решил, будто болезнь и лекарство имеют общий источник?

СЕЛЕСТИНА. Тебе, сеньора, знаком юный кабальеро, чистокровный дворянин по имени Калисто?

МЕЛИБЕЯ. Довольно. Так вот больной! Ради него ты пришла сюда, бородатая бесстыдница? Чтоб тебе сгореть, коварная сводня, ведьма, враг честных людей! Иисусе, Иисусе! Отвечай, обманщица, как ты на это решилась?

СЕЛЕСТИНА. Терплю обиду без всякого повода.

МЕЛИБЕЯ. Не смей говорить об этом пугале, долговязом аисте, разодетом уроде! Сумасшедшему чудится, что все вокруг такие же. С этим ответом ты к нему и возвращайся. И благодари Бога, что так дешево отделалась.

СЕЛЕСТИНА (в сторону). И Троя защищалась, да не выстояла! Не таких бешеных доводилось мне укрощать.

МЕЛИБЕЯ. Что ты сказала, подлая? Говори громче.

СЕЛЕСТИНА. Ты слишком сурова. Юная кровь и на малом огне закипает.

МЕЛИБЕЯ. На малом огне? Тебе этого мало, потому что ты еще жива, а я еще терплю твою безмерную наглость! Какое слово ты хотела услышать?

СЕЛЕСТИНА. Ему сказали, что тебе известна наговорная молитва святой Полонии от зубной боли. А также здесь может помочь твой шнурок, прикасавшийся к святыням Рима и Иерусалима. Кабальеро страдает и умирает от зубной боли. Но раз столь гневный отпор — пусть терпит. Но помни: месть дает лишь мгновенную радость, а милосердие — вечную!


Еще от автора Николай Владимирович Коляда
Баба Шанель

Любительскому ансамблю народной песни «Наитие» – 10 лет. В нем поют пять женщин-инвалидов «возраста дожития». Юбилейный отчетный концерт становится поводом для воспоминаний, возобновления вековых ссор и сплочения – под угрозой «ребрендинга» и неожиданного прихода солистки в прежде равноправный коллектив.


Американка

Монолог в одном действии. Написана в июле 1991 года. Главная героиня Елена Андреевна много лет назад была изгнана из СССР за антисоветскую деятельность. Прошли годы, и вот теперь, вдали от прекрасной и ненавистной Родины, никому не нужная в Америке, живя в центре Манхэттена, Елена Андреевна вспоминает… Нет, она вспоминает свою последнюю любовь – Патриса: «Кто-то запомнил первую любовь, а я – запомнила последнюю…» – говорит героиня пьесы.


Для тебя

«Для тебя» (1991) – это сразу две пьесы Николая Коляды – «Венский стул» и «Черепаха Маня». Первая пьеса – «Венский стул» – приводит героя и героиню в одну пустую, пугающую, замкнутую комнату, далекую от каких-либо конкретных жизненных реалий, опознавательных знаков. Нельзя сказать, где именно очутились персонажи, тем более остается загадочным, как такое произошло. При этом, главным становится тонкий психологический рисунок, органика человеческих отношений, сиюминутность переживаний героев.В ремарках второй пьесы – «Черепаха Маня» – автор неоднократно, и всерьез, и не без иронии сетует, что никак не получается обойтись хорошим литературным языком, герои то и дело переходят на резкие выражения – а что поделаешь? В почерке драматурга есть своего рода мрачный импрессионизм и безбоязненное чутье, заставляющее сохранять ту «правду жизни», которая необходима для создания правды художественной, для выражения именно того драматизма, который чувствует автор.


Носферату

Амалия Носферату пригласила в гости человека из Театра, чтобы отдать ему для спектакля ненужные вещи. Оказалось, что отдает она ему всю свою жизнь. А может быть, это вовсе и не однофамилица знаменитого вампира, а сам автор пьесы расстаётся с чем-то важным, любимым?..


Куриная слепота

Пьеса в двух действиях. Написана в декабре 1996 года. В провинциальный город в поисках своего отца и матери приезжает некогда знаменитая актриса, а теперь «закатившаяся» звезда Лариса Боровицкая. Она была знаменита, богата и любима поклонниками, но теперь вдруг забыта всеми, обнищала, скатилась, спилась и угасла. Она встречает здесь Анатолия, похожего на её погибшего сорок дней назад друга. В сумасшедшем бреду она пытается вспомнить своё прошлое, понять будущее, увидеть, заглянуть в него. Всё перепутывается в воспаленном сознании Ларисы.


Тутанхамон

В этой истории много смешного и грустного, как, впрочем, всегда бывает в жизни. Три немолодые женщины мечтают о любви, о человеке, который будет рядом и которому нужна будет их любовь и тихая радость. Живут они в маленьком провинциальном городке, на краю жизни, но от этого их любовь и стремление жить во что бы то ни стало, становится только ярче и пронзительнее…