Селестина - [18]
КРИТО. Двадцать лет мой меч меня кормит! Из-за него боятся меня мужчины и любят все женщины, за исключением тебя. Какой смертью ему умереть? Вот список, здесь семьсот семьдесят видов смерти, — выбирай, какой по вкусу.
ЭЛИСИЯ. Избей его палками, накажи его, но не убивай.
АРЕУСА. Пусть убивает, как ему вздумается. Пусть Мелибея поплачет, как ты плакала. Крито, мы будем рады, какой бы смертью он ни умер.
КРИТО. Я счастлив, сеньора, что мне представился хотя бы незначительный случай доказать, на что я способен из любви к тебе.
АРЕУСА. Дай Бог тебе удачи! Ему тебя поручаю, а мы пойдем.
КРИТО. Да хранит он тебя и да пошлет тебе терпение!
Элисия и Ареуса ушли. Крито лёг на кровать, чешется. Смотрит в потолок, икает.
Накормил я этих потаскух разговорами. Да ладно. Так и быть. Меч тупеет. Позову-ка я хромого Трасо и его товарищей. (Кричит мальчику). Ах, как душно, маши на меня, маши, бездельник!
Снова ночь. Калисто с Сосием и Тристаном направились к саду Мелибеи.
СОСИЙ. Тристан — у меня было свидание с Ареусой! Я готов был обнять ее, да стыд удержал меня. От нее пахло мускусом, а от моих сапог воняло навозом. Руки у нее белее снега, а когда она снимала перчатки, так словно по дому апельсиновый цвет рассыпался.
ТРИСТАН. Эта женщина — всем известная девка. Она полюбила тебя за богатство? Все твое имущество — грязь, которую ты с лошадей счищаешь скребницей.
СОСИЙ. Отложим наш разговор на другой день, мы уже подходим.
КАЛИСТО. Приставьте лестницу и помолчите. Я поднимусь.
Мелибея на постели ждала Калисто. Лукресия пела противным голосом.
МЕЛИБЕЯ. Пой ещё, Лукресия, а я буду утешаться, слушая тебя, пока не придет мой сеньор. Пой тихонько, чтоб тебя не услыхали прохожие.
ЛУКРЕСИЯ (поёт). Расцветайте ж пышным цветом! Розы, ирисы, лилеи! Станьте милому приветом! От влюбленной Мелибеи!
КАЛИСТО (влез в окно). Мелибея!
МЕЛИБЕЯ. Это ты, душа моя? Весь сад ликует при твоем появлении. Струи ручейка нежно шепчутся, пробегая среди свежих трав. Высокие кипарисы ведут разговор друг с другом, колышась от теплого ветерка.
Калисто влез в комнату, сел на постель к Мелибеи. Мелибея улыбается, гладит руки Калисто. Уже не девчонка, уже женщина, уже словно чувствует под сердцем новую жизнь.
Ангел мой, твои руки сердят меня, когда выходят из границ приличия. Хочешь знать, из чего сделано это платье — из шелка или из шерсти? Зачем трогать мою сорочку? Она полотняная. Зачем ты привел мое платье в беспорядок?
КАЛИСТО. Сеньора, кто хочет съесть птицу, должен сперва ощипать перья.
Мелибея махнула Лукресии и та выкатилась из комнаты, ухом прижалась к двери.
ЛУКРЕСИЯ. Что это за жизнь? Я тут пропадаю от зависти, а она еще кривляется, цену набивает себе. Ну, затихли. Я бы сделала то же, если эти болваны, его слуги заговорили со мной, — так нет, ждут, чтоб я сама пошла их звать.
МЕЛИБЕЯ. Калисто, я велю Лукресии принести какое-нибудь угощение?
КАЛИСТО. Не надо, Мелибея, пусть будет так, как есть, я хочу поймать его и понять, что это такое…
МЕЛИБЕЯ. Что, Калисто?
КАЛИСТО. Счастье, Мелибея. Пусть никогда не настанет утро…
МЕЛИБЕЯ. Пусть не настанет…
КАЛИСТО. Пусть никогда…
МЕЛИБЕЯ. Калисто, глаза твои грустны. Какие мысли терзают тебя? Скажи, не бойся?
КАЛИСТО. Нет, нет, Мелибея. Я просто думаю, что когда-то этот счастливый миг пройдёт и мы расстанемся…
МЕЛИБЕЯ. Мы никогда не расстанемся, любимый, никогда…
КАЛИСТО. Никогда-никогда?
МЕЛИБЕЯ. Никогда-никогда…
Сидевшие под окном Сосий и Тристан вдруг от кого-то получили пинка под зад. Темнота. Ничего не видно, началась драка, потасовка, крики.
СОСИЙ. Ах, негодяи! Я с вами расправлюсь!
КАЛИСТО. Сеньора, там Сосий что-то кричит. Пусти меня, боюсь, как бы его не убили, у него при себе нет и соломинки.
МЕЛИБЕЯ. Стой, стой, Калисто, не ходи, не уходи. Стой, стой, не надо, не ходи туда без лат, вернись, надень их, Господи, твоё лицо такое белое, стой, не ходи!
КАЛИСТО. Пусти меня, Бога ради, Мелибея, лестница приставлена, я хочу, я должен, сейчас, стой…
Калисто ступил на лестницу. Мелибея протянула к нему руки и вдруг вспышка какая-то, словно молния по небу пролетела и совсем разрушилась наша Испания, превратилась в песок. Разрушилось всё, всё, всё…
Какие-то люди в темных плащах внизу, закричали свирепо, толкнули лестницу и Калисто, пошатнувшись, упал на землю. Хрипит, а люди эти накинулись на него, пронзили Калисто шпагами, пронзили много раз, убили и бросились наутёк.
МЕЛИБЕЯ. Лукресия, сюда, скорее, Калисто там, нет, нет, не может быть, нет, Калисто, нет, нет, нет!
КАЛИСТО. О, спаси меня, святая Мария! Умираю, священника! Мелибея, любимая, Мелибея, Мелибея…
ТРИСТАН. Скорее сюда, Сосий!
СОСИЙ. Сеньор, эй, сеньор! О, какая беда!
ЛУКРЕСИЯ. Несчастье!
МЕЛИБЕЯ. Что это, что там такое? О, горе!
Оттолкнув Лукресию, Мелибея кинулась вниз. Длинная, страшно длинная лестница, по которой бежала она, казалось, год, два или три вниз, бежала, падая и снова поднимаясь, бежала и бежала, раня руки и лицо своё в кровь. Внизу, в полумраке, она увидела лежащего на песке Калисто. Схватила его, прижала к себе, выпачкалась его кровью. Не веря, что мёртв её любимый, она всё целовала и гладила его, рыдая.
Любительскому ансамблю народной песни «Наитие» – 10 лет. В нем поют пять женщин-инвалидов «возраста дожития». Юбилейный отчетный концерт становится поводом для воспоминаний, возобновления вековых ссор и сплочения – под угрозой «ребрендинга» и неожиданного прихода солистки в прежде равноправный коллектив.
Монолог в одном действии. Написана в июле 1991 года. Главная героиня Елена Андреевна много лет назад была изгнана из СССР за антисоветскую деятельность. Прошли годы, и вот теперь, вдали от прекрасной и ненавистной Родины, никому не нужная в Америке, живя в центре Манхэттена, Елена Андреевна вспоминает… Нет, она вспоминает свою последнюю любовь – Патриса: «Кто-то запомнил первую любовь, а я – запомнила последнюю…» – говорит героиня пьесы.
«Для тебя» (1991) – это сразу две пьесы Николая Коляды – «Венский стул» и «Черепаха Маня». Первая пьеса – «Венский стул» – приводит героя и героиню в одну пустую, пугающую, замкнутую комнату, далекую от каких-либо конкретных жизненных реалий, опознавательных знаков. Нельзя сказать, где именно очутились персонажи, тем более остается загадочным, как такое произошло. При этом, главным становится тонкий психологический рисунок, органика человеческих отношений, сиюминутность переживаний героев.В ремарках второй пьесы – «Черепаха Маня» – автор неоднократно, и всерьез, и не без иронии сетует, что никак не получается обойтись хорошим литературным языком, герои то и дело переходят на резкие выражения – а что поделаешь? В почерке драматурга есть своего рода мрачный импрессионизм и безбоязненное чутье, заставляющее сохранять ту «правду жизни», которая необходима для создания правды художественной, для выражения именно того драматизма, который чувствует автор.
Амалия Носферату пригласила в гости человека из Театра, чтобы отдать ему для спектакля ненужные вещи. Оказалось, что отдает она ему всю свою жизнь. А может быть, это вовсе и не однофамилица знаменитого вампира, а сам автор пьесы расстаётся с чем-то важным, любимым?..
Пьеса в двух действиях. Написана в декабре 1996 года. В провинциальный город в поисках своего отца и матери приезжает некогда знаменитая актриса, а теперь «закатившаяся» звезда Лариса Боровицкая. Она была знаменита, богата и любима поклонниками, но теперь вдруг забыта всеми, обнищала, скатилась, спилась и угасла. Она встречает здесь Анатолия, похожего на её погибшего сорок дней назад друга. В сумасшедшем бреду она пытается вспомнить своё прошлое, понять будущее, увидеть, заглянуть в него. Всё перепутывается в воспаленном сознании Ларисы.
В этой истории много смешного и грустного, как, впрочем, всегда бывает в жизни. Три немолодые женщины мечтают о любви, о человеке, который будет рядом и которому нужна будет их любовь и тихая радость. Живут они в маленьком провинциальном городке, на краю жизни, но от этого их любовь и стремление жить во что бы то ни стало, становится только ярче и пронзительнее…