Сектор обстрела - [9]
Граната разорвалась под водой. Между висками, будто молния пронеслась. Инстинктивно челюсти разомкнулись, в горло хлынула смесь из песка и водорослей. Только холодная вода горной реки да прилив адреналина придали Орхану сил и не позволили всплыть или потерять сознание. Что было сил, он принялся грести, все дальше уплывая от места взрыва.
Раньше всех пришел в себя Белоград. Отбросив автомат в сторону Старостенка, он в два шага достиг обрыва и бросился в холодные волны Кабула.
Первую очередь Равиль отправил сразу же после взрыва.
С мерзким жужжанием пули осыпали камни, едва только Старостенок поймал автомат Белограда.
— Ни фига себе… — успел пробормотать Мамедов.
Бойцы едва успевали ориентироваться — перекатились в укрытие, под невысокую каменную гряду.
Старостенок отозвался, тяжелым выдохом:
— Ото ж…
Жиденькие кусты над их укрытием резанула новая очередь.
Халилов вытер кровь над разбитой в драке губой:
— Это не АКМ…
К Старому начала возвращаться способность делать осознанные поступки. Привычным движением он приоткрыл затвор, убедился в наличии патрона в патроннике и снял автомат с предохранителя.
Рустам еще не отдышался:
— Кто нибудь засек откуда?
Новая очередь заставила бойцов пригнуть головы.
— Долго он не протянет. На девятке уже, наверное, услышали… — сообразил Мамедов.
Халилов продолжил:
— У нас только Мася.
— А если они его уже сняли? — произнес Рустам после жутковатой паузы.
Противник не давал прийти в себя. Одна из пуль разнесла камень над головой Мамедова.
Рустам размахнулся на бойцов локтем:
— Как дал бы обоим. Два барана…
— Наче, один, — Старостенок, похоже, не понял, что речь идет не о стрелке.
У Юсуфа глаза из орбит полезли:
— А если один только прикрывает?.. А остальные?… Масленка вяжут?..
Равиль уже не знал, что делать. Что творилось за кустами, он не видел. И брата не было видно нигде. Мелькнула страшная догадка: "Что если они его взяли?" И граната взорвалась приглушенно: "Будто в воде… У машины остался только один аскер". Тут же его осенила дерзкая мысль: "Может, попробовать захватить машину?" Его учили обращаться с орудием БПМ… Будто из прошлой жизни всплыла картинка учебного полигона в Харькове. Их с Орханом еще тогда начальник материальной части путал. Заставил Равиля стрелять дважды. И за брата тоже. "Орхана нужно спасать…"
На девятой машине расслаблялись кто, как мог и кого, где сморила усталость, после ночного дежурства. На костре грелся термос с водой. Шамиль с Магомедом готовились хлебнуть чайку. Эти дрыхли, как и положено нормальным людям, по ночам. Этим служба была вообще до фени. Команды офицеров они принимали с вызывающими оговорками и только ротного не то, чтобы боялись — уважали, как командира, подчинение которому диктуется уставом и самой армейской жизнью. Смелые и наглые, прекрасно подготовленные на гражданке дзюдоисты, они никому не позволяли криво смотреть в их сторону. По любому мельчайшему поводу они могли мгновенно собрать десятка три земляков, таких же отчаянных головорезов. Те сбежались бы по первому зову, хоть бы находились у чёрта в зубах, и запросто переломали бы все кости хоть роте десантуры.
Лишь однажды этот закон не сработал. Тогда поймали чеченца на продаже патронов. Тот перед дембелем продал "бачёнку"* *(на фарси «бача» — мальчик для битья и утех. Во время описываемых событий применялось как дружеское обращение) за тысячу афганей сто патронов. А через пару дней пули из этих патронов нашли в телах четверых «шурави». Откуда стреляли, вычислили без труда. По маркировке на гильзах особисты определили подразделение, из которого к моджахедам «ушли» боеприпасы. А еще через месяц афганский царандой взял того мальчишку — душманского связного, который и указал на чеченца, продавшего ему патроны. Устроили показательный суд. Вся бригада видела, как земляки плевались в сторону подонка. Ему семь лет дали. Но говорят, он даже до Союза не доехал. Говорят, свои же земляки где-то по пути следования и задушили.
Разрыв гранаты никого не привел в замешательство. Солдаты частенько рыбачили таким способом. Ящик гранат чудесно заменяет десяток спиннингов. Бойцы встрепенулись только, когда со стороны Кабула донеслись первые частые очереди.
— Цымбал, подъем! — заорал Магомед.
Цымбал и сам уже очнулся от полудремы. Он давно отвоевал себе место под передним катком левой гусянки. Сюда солнце со своими луч-мечами проникало позже всего. Но даже в тени дикая жара еще ни разу не позволяла ему выспаться после ночного дежурства. В два прыжка он достиг башни, влетел в нее и «повис» на рации:
— Четверочка девятому?..
Наушники отозвались только частым потрескиванием эфира. "Будто перед грозой… — мелькнуло неуместное сейчас ностальгическое сожаление. — Та откуда тут гроза. Вот дома у нас гроза…"
— Четверочка — Девяточке?.. Четвертый, мать твою!
Со стороны Кабула донеслась новая очередь.
Магомед стоял на башне, прямо над Цымбалом:
— Фигня это все? Заваруха у них… К машине!
Команда была лишней. Экипаж уже давно, уже секунд пятнадцать, как занял свои места. Еще через полминуты машина дернулась, будто срываясь с корней, и развернувшись на месте, рванула к дороге, засыпая песком костер вместе с термосом. Цымбал не отрывался от лорингафонов. Двигатель ревел как вулкан:
Алексей Николаевич Леонтьев родился в 1927 году в Москве. В годы войны работал в совхозе, учился в авиационном техникуме, затем в авиационном институте. В 1947 году поступил на сценарный факультет ВГИК'а. По окончании института работает сценаристом в кино, на радио и телевидении. По сценариям А. Леонтьева поставлены художественные фильмы «Бессмертная песня» (1958 г.), «Дорога уходит вдаль» (1960 г.) и «713-й просит посадку» (1962 г.). В основе повести «Белая земля» лежат подлинные события, произошедшие в Арктике во время второй мировой войны. Художник Н.
Эта повесть результат литературной обработки дневников бывших военнопленных А. А. Нуринова и Ульяновского переживших «Ад и Израиль» польских лагерей для военнопленных времен гражданской войны.
Владимир Борисович Карпов (1912–1977) — известный белорусский писатель. Его романы «Немиги кровавые берега», «За годом год», «Весенние ливни», «Сотая молодость» хорошо известны советским читателям, неоднократно издавались на родном языке, на русском и других языках народов СССР, а также в странах народной демократии. Главные темы писателя — борьба белорусских подпольщиков и партизан с гитлеровскими захватчиками и восстановление почти полностью разрушенного фашистами Минска. Белорусским подпольщикам и партизанам посвящена и последняя книга писателя «Признание в ненависти и любви». Рассказывая о судьбах партизан и подпольщиков, вместе с которыми он сражался в годы Великой Отечественной войны, автор показывает их беспримерные подвиги в борьбе за свободу и счастье народа, показывает, как мужали, духовно крепли они в годы тяжелых испытаний.
Рассказ о молодых бойцах, не участвовавших в сражениях, второй рассказ о молодом немце, находившимся в плену, третий рассказ о жителях деревни, помогавших провизией солдатам.
До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.
Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.