Сектор обстрела - [11]

Шрифт
Интервал

Спрятаться больше было негде. На всю округу горный пейзаж портили только десяток полуразрушенных дувалов этого заброшенного кишлака. «Девятка» выстрелила первой. Ближайший к ней дувал будто проглотил снаряд. И все же взрыв, вздымая тучу пыли, разнес половину стены.

…Шурави был уже совсем близко. Но взрыв в кишлаке на мгновение отвлек Орхана. От неожиданности нога потеряла опору, стопа скользнула в расщелину и он, утратив равновесие, снова погрузился в холодную воду Кабула. Подняться раньше шурави он уже не успел.

"Теперь только Аллах спасет", — Равиль думал не о себе, о брате. Взрыв в соседних руинах не стал для него неожиданностью. Он ждал, что шурави с соседних постов слетятся на стрельбу как шакалы на падаль. Отчаяние, граничащее с паникой, не успело захлестнуть его сознание. Равиль никогда не боялся наведенного на него чужого оружия. Но сейчас у него все внутри похолодело. Ствол орудия БМП, что стояла у реки, медленно и неумолимо наводился прямо на него…

…Едва только ноги нащупали опору, Богдан сделал рывок вперед. Пока афганец барахтался в воде, Белоград успел встать в полный рост. Больше он опомниться противнику не позволил. Несколько жестоких ударов едва не утопили моджахеда. Еще минута и Белоград, подгоняя афганца увесистыми пинками, погнал его на пост. Уже на берегу, после очередного удара, пленный свалился в пыль. Это только еще больше раздраконило сержанта. И не пытаясь справиться с яростью, Дан принялся избивать моджахеда. Задыхаясь в конвульсиях, оставляя за собой мокрый след, афганец попытался отползти в сторону от солдата. Поблескивая в лучах солнца еще влажными черными гранями, на песок выпало ожерелье. Может, эти малахитовые четки и спасли сейчас Орхана. Когда-то в Харькове, будто в другой жизни, Равиль подарил их ему для вознесения молитв Всевышнему. Солдат остановился, чтобы поднять их.

…У него оставалось несколько секунд. Он сделал первое, что пришло в голову — упал под стену и охватил голову руками. Тут же пронзила мысль: "Это уже не спасет. Он стреляет не болванками с полигона". Лихорадочно перебирая локтями, Равиль пополз в соседнюю комнату. Уже на пороге вспомнил: "Автомат остался". На колебания ушло еще несколько мгновений: "Возьмут живым — нужно вернуться". Путаясь в лямках бинокля, он развернулся к пролому в стене, через который должен был прилететь снаряд…

Рустам никогда не стрелял механическим спуском.

— Мася! Аккумулятор! Чё ты чешешься, мать твою?! — заорал Рустам так, что сам испугался: "Хоть бы триплекса не полопались. Где ж этот мех. спуск?"

— Я не знаю, где он включается! — голосом полным отчаяния откликнулся Маслевич из отделения механика-водителя.

— Тумблер справа, баран!

Только отсюда Равиль заметил — в стене, за чудом уцелевшим столом, что стоял в углу на трех ножках, чернел небольшой проем в еще одну комнату. "Может, еще и успею…"

— Мася!

— Все! Есть! Включил!

В ту же секунду Рустам нажал спуск.

Равиль еще только руку протянул за ППШ под стеной. Со стен и потолка посыпалась туча пыли. Инстинктивно, он снова обхватил голову руками и приготовился к боли. "Что за?.. — Равиль даже растерялся. — Это не осколки".

— Та, мать твою, это пулемет, — выругал себя вполголоса Рустам и приготовился нажать на кнопку электропуска орудия.

Равиль ждал взрыва каждой своей косточкой. До чернеющего в стене лаза ему оставалось всего-то пару метров. Когда снаряд ворвался в дом, ему оставалось только нырнуть в этот спасительный проем в стене. Взрывная волна обдала его смешанным с песком и осколками раскаленным потоком и швырнула в лаз. В тоже мгновение проем с адской силой запечатало остатками стола. Ему показалось, что он попал в преисподнюю. Равиль успел только поблагодарить Всевышнего за славную смерть — груда камней и глины обрушились на него сверху…

Глава пятая

"Я приглашаю Вас на праздник, Где будет все для нас двоих…"

Магнитофон рвал динамики последним хитом Примы.

А Алексей с Сашкой уже таскали посуду на кухню. Только им, сестре и Женечке, Валентина не позволила хлопотать по хозяйству. "На этой кухне будет только одна хозяйка", — то ли в шутку, то ли всерьез заявила она и скомандовала мужикам сносить посуду на кухню.

Лидия перевернула очередной лист фотоальбома:

— Жень, а, правда, что Вы с Сашкой учились в одном классе?

Евгения слегка поколебалась:

— Только два года, 9-й и 10-й. Мы на севере раньше жили.

— А у вас тогда ничего не было?

Евгении, похоже, воспоминания из юности доставляли удовольствие. Но все же, она еще явно смущалась при новых знакомствах. Ответила неопределенно:

— Ну, он такой смешной тогда был.

Лидия только подбросила с лукавой улыбочкой:

— А если честно: записочки друг другу писали?

— Ну, я замечала его, конечно. Но, мы ж еще маленькие были…

— Ой, ой, ой… А ща взрослые такие стали…

Евгения неожиданно смутилась еще больше:

— Ну, он же такой смешной тогда был.

Лидия открыла лист с общей фотографией выпускников.

— О! И здесь он на тебя уставился… А тебе с длинными лучше. И зачем такую красоту было срезать, Женя?..

— Ну, теть Лид, это ж сассон, модно же.

Лидия оживилась:

— Ой, какая старая фотография. Смотри, это Сашка твой Богданчика на репетицию привел.


Рекомендуем почитать
Белая земля. Повесть

Алексей Николаевич Леонтьев родился в 1927 году в Москве. В годы войны работал в совхозе, учился в авиационном техникуме, затем в авиационном институте. В 1947 году поступил на сценарный факультет ВГИК'а. По окончании института работает сценаристом в кино, на радио и телевидении. По сценариям А. Леонтьева поставлены художественные фильмы «Бессмертная песня» (1958 г.), «Дорога уходит вдаль» (1960 г.) и «713-й просит посадку» (1962 г.).  В основе повести «Белая земля» лежат подлинные события, произошедшие в Арктике во время второй мировой войны. Художник Н.


В плену у белополяков

Эта повесть результат литературной обработки дневников бывших военнопленных А. А. Нуринова и Ульяновского переживших «Ад и Израиль» польских лагерей для военнопленных времен гражданской войны.


Признание в ненависти и любви

Владимир Борисович Карпов (1912–1977) — известный белорусский писатель. Его романы «Немиги кровавые берега», «За годом год», «Весенние ливни», «Сотая молодость» хорошо известны советским читателям, неоднократно издавались на родном языке, на русском и других языках народов СССР, а также в странах народной демократии. Главные темы писателя — борьба белорусских подпольщиков и партизан с гитлеровскими захватчиками и восстановление почти полностью разрушенного фашистами Минска. Белорусским подпольщикам и партизанам посвящена и последняя книга писателя «Признание в ненависти и любви». Рассказывая о судьбах партизан и подпольщиков, вместе с которыми он сражался в годы Великой Отечественной войны, автор показывает их беспримерные подвиги в борьбе за свободу и счастье народа, показывает, как мужали, духовно крепли они в годы тяжелых испытаний.


Героические рассказы

Рассказ о молодых бойцах, не участвовавших в сражениях, второй рассказ о молодом немце, находившимся в плену, третий рассказ о жителях деревни, помогавших провизией солдатам.


Тамбов. Хроника плена. Воспоминания

До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.


С отцами вместе

Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.