Секта Правды - [20]

«Устроилось — и слава богу…» — гнала она мысли о расплате.

Но беда затаилась, как клещ. И через год нагрянули ГОСТИ

Они прибыли на трёх джипах, громыхавших по единственной улице. «Как много новых вещей, — опустив стекло, жмурился Соломон Цыц. — А я люблю старые. — Ему открыли дверцу, и, выскочив на обочину, как чёрт из шкатулки, он потянулся, разминая затёкшее тело. — Вещи должны быть старыми, а мысли — новыми». Заложив руку за жилет, он внимательно рассматривал себя в боковое зеркало, пока его люди, рассыпавшись по домам, автоматами выгоняли всех на улицу.

— У меня украли деньги, — облокотившись о плетень, обвёл собравшихся взглядом Цыц. — Два года вы жили за мой счёт, целых два года вы ели, пили и сладко спали — разве это справедливо?

Принесли чемодан, Цыц пнул его ногой, посыпались пачки.

Кто за это ответит? Ты, коротышка, говори! — ткнул он пальцем в побелевшего, как мел, старосту.

Мы взяли совсем немного… — на ватных ногах бросился тот подбирать деньги. — Вон же сколько осталось.

От страха староста сделался ещё меньше. Цыц прислонил палец к губам.

— И это ещё полбеды, — продолжил он с грубоватой непринуждённостью. — Я бы мог простить вам пансион за мой счёт, в конце концов, кому удаётся прожить, не залезая в чужой карман? Но я не терплю предательства! — Его глаза сузились, как у змеи, готовой ужалить. — Среди вас находится человек, обманувший меня! — вынув руку из-за жилета, Цыц указал на Галактиона. — Но этот человек не только мой враг — он соблазнил и вас, а соблазнившее око надо вырвать! — Цыц сделал паузу такую долгую, что можно было трижды прочитать уголовный кодекс. — Я хочу, чтобы вы судили Галактиона Нетягу и убили его… — Он смотрел пристально, не мигая. — Я мог бы действовать силой, но мне нужно правосудие… И я добьюсь его, не будь я — Соломон Цыц! — Он топнул ногой, подняв облачко пыли. — Выбирайте: либо я оставлю это, — он снова пнул чемодан, — в счёт судебных издержек, либо ваше имущество пойдёт за долги.

Деревенские проглотили язык.

— Будьте благоразумны, — сверлил глазами Цыц, — и вместе мы восстановим справедливость.

— Но мы не убийцы! — крикнул Твердохлёб. Толпа зашевелилась.

— Забирай свои проклятые деньги, — донеслось из задних рядов. — За них мараться не станем!

Взгляд Цыца стал насмешливым.

— Не спешите, — хмыкнул он. — Я пока поживу у вас. И, хлопнув дверцей, покатил к дому старосты. Люди добры — хоть сейчас в рай, всему виной

СТЕЧЕНИЕ ОБСТОЯТЕЛЬСТВ

Это случилось во вторник. А в среду люди Цыца ходили по дворам, отбирая телевизоры, выворачивая бесполезные лампочки, — генератор выключили утром, и к вечеру деревня погрузилась во тьму. Брали всё, что бросалось в глаза, что казалось неуместной роскошью: у плотника изъяли бензопилу, у Твердохлёба — дорогую винтовку, которую он прятал в сарае с дровами. Привыкнув к электричеству, бережковцы давно выбросили свечи и теперь жгли костры, чтобы дойти до уборной. За годы их глаза отвыкли видеть в слабом свете луны, они давно ориентировались по искусственным звёздам, которые стеклянными гирляндами свисали с крыш. Раньше бережковцы допоздна смотрели телевизор, теперь сидели в растерянности и рано легли спать. А на утро пошли разговоры. Сначала робко, отводя глаза, потом всё громче, настойчивее обсуждали предложение Цыца.

— Это всё бабы, — неловко отворачивались мужья.

— А дети за что страдают? — выли, как ветер, жёны.

Дом Галактиона обходили стороной. Анфиса, чувствуя недоброе, как икона, застыла в окне, кормя грудью ребёнка. До полудня решали, кто пойдёт, а в обед явились к Цыцу. Долго мяли шапки, переминались с ноги на ногу.

— Только не на глазах, — решился, наконец, плотник, — отведём в тайгу, а там.

— Нет-нет, — замахал руками Цыц, — справедливость должна быть публичной, в этом её сила!

Они торговались. Но Цыц, чувствуя слабину, стоял на своём.

— Это ж какой позор! — не выдержав, плюнул плотник.

И, сдвинув брови, вышел за порог.

— Ну-ну, — проворчал в спину Цыц.

Деревня — с ноготь, за день пять раз столкнёшься, и с Галактионом они встретились на кладбище, где тот прятался от косых взглядов.

Хотел, значит, корни пустить, — проскрипел Цыц, одетый, как всегда, по старинке, с золотой цепочкой поперёк жилета. — Стать пастырем и лежать среди стада… — Он фыркнул, указав на покосившиеся кресты. — На погосте и то вместе — что значит стадный инстинкт!

Без этого стада я давно был бы мертвец, — вставил Галактион.

Твои ягнята уже приходили и сдали тебя, как ты сдал меня.

Пусть так, — глядя в глаза, прошептал Галактион, — зато я знаю, за что умру, а раньше не знал, зачем жил.

Цыц пропустил мимо.

— Ты был как сын — а изменил, чужих облагодетельствовал — и где благодарность? Нет, преступление без наказания и наказание без преступления — вот она «человекиада»! — Перед ним опять встало веснушчатое лицо, выглядывающее из-за женской юбки. — Но мы её перепишем! — он рассмеялся: — Скажешь, из меня плохой писатель?

Галактион пожал плечами. Он видел тех, кого они посадили на иглу, и знал, по ком звонит колокол.

— Моя смерть искупит не предательство, — твёрдо произнёс он, — а причинённое зло!

Цыц покрутил у виска.