Секта Правды - [19]
Семён Талый был по-прежнему веснушчат, а вместо передних зубов у него блестели золотые фиксы. Соломону понадобилось немного времени, чтобы найти его. И ещё меньше, чтобы убить. Так он вынул мучившую его занозу, но всё равно был обречён — продолжал мстить миру, стремясь восстановить в нём справедливость.
Жизнь расставляет всё по местам и всем правит, — рассуждал он как-то на воровском сходе. — Она сама по себе, а мы — сами. Вот скажите, разве можно остановить старость? — Он погладил лысину. — Нет, слепая воля толкает нас от колыбели к могиле, а мы можем только созерцать её…
Ну ты, Шопенгауэр! — расхохотался лидер другой группировки.
И развязал кровавую бойню. Цыц не терпел, когда его ловили на плагиате.
«Настоящий философ всегда доморощенный, — говорил он. — И я горжусь, что мало учился!»
Однако в кармане у него лежал университетский диплом.
На другой день после исчезновения Галактиона Цыц собрал своих людей:
Ищите, ищите, человек не иголка!
Но между станциями пол тыщи вёрст.
Возьмите карту и прочешите каждую.
На это уйдут годы.
Хоть десятилетия!
Оставшись один, Цыц подошёл к зеркалу.
«Я достану тебя из-под земли, Галактион, — фыркнул он, раздувая ноздри, как лошадь. — Не будь я — Соломон Цыц!» История набирала обороты, и пятыми в неё попали
В каждом дворе держали кур и гнули спину на огороде. Летом мужики до зари уходили на сенокос, а бабы стряпали, относя в поле дымившиеся кастрюли. Суровыми же сибирскими зимами теснились по избам, пуская в сени скотину. И всё равно голодали: неделями ели мёрзлую картошку и, урча животами, пугали на печках блох. Отупев от бесконечной работы, свою жизнь они принимали равнодушно и покорно, как времена года.
Однако с появлением Галактиона всё переменилось. Они стали одеваться по моде и, забросив дела, всё чаще запрягали телеги.
«Сапоги прохудились, — робко оправдывались они, собираясь в город. — Да и за лекарством: вчера дети зелёные яблоки грызли — животы болят…» Деньги хранились у старосты, он выдавал их сначала под расписку, а потом — просто так. На мелочь не обращали внимания, а крупными тратами ведал Галактион. Когда в Бережках появилось электричество, он, как и обещал, на высоченном дубе установил антенну. Бережковцы готовы были проглядеть глаза: телевидение вошло в их плоть, так что многие стали рассматривать и свою жизнь, как бесконечный сериал. Хотели завести и телефон, но за пределы деревни звонить было некому, а в ней легче докричаться. Свалившиеся деньги служили бережковцам волшебной палочкой, по мановению которой строят рай. Но Галактиона не благодарили. За всю жизнь не видя больше драного тулупа, они были равнодушны к чужой собственности. Если кто-то нашёл клад, разве он не обязан делиться?
Теперь Галактиону доверяли настолько, что брали с собой в город. От бестолковых покупок он хватался за голову:
— Не швыряйтесь деньгами — нас выследят!
— Не осторожничай, — ржали ему, — к нам зимой — на санях, летом — на лошадях, а в распутицу — на вертолёте.
В этой богом забытой дыре был и свой учитель — благообразный, сухонький старичок с голубыми глазами. Школу он устроил на дому, отгородив угол цветастой занавеской, за которой показывал азбуку и, хрустя костяшками, учил счёту. Этим он занимался по утрам, а в остальное время пил.
«Народ надо держать в строгости, — говорил он теперь, насмотревшись политических передач. И задирал палец, как раньше, когда учил грамоте: «В строгости, но — в любви».
И так же, как раньше, ему согласно кивали.
«Надо бы тетрадок», — щеголяя очками в роговой оправе, требовал он у старосты. А тот никому не отказывал. Денег было так много, что они не убывали. И бережковцы развернулись. Пастух уже не помнил всех коров в стаде, а женщины — обнов в сундуках. «Шальные деньги впрок не пойдут», — качали головами старики. Однако охотно носили тёплые заграничные куртки на «молниях». Крутя вечно сдвинутые, кустистые брови, плотник предложил перестроить покосившуюся часовню: приобрели бензопилу — прежний инструмент затупился, но, постучав с неделю молотками, наняли рабочих.
Твердохлёб обзавёлся дорогой винтовкой с прекрасным боем, но охоту всё откладывал. «Налазился по буеракам, — гладил он железный ствол и, сверкая оптикой, целился по горшкам. — А пушнину теперь сдавать незачем — пусть лишний соболь по тайге побегает».
Теперь все гнушались чёрной работой: женщины больше не стирали в реке, а выбрасывали в неё грязное белье, и мужчины каждый месяц форсили в новом. Однако среди молодых появились недовольные. «Всё что не сейчас — никогда, — злились они. — Кто хочет, бери свою долю и — айда отсюда!»
Но им быстро заткнули глотки.
Супруги Нетяга заняли пустовавшую хату, владельцы которой давно перебрались в город. Анфиса оказалась мастерицей вить гнездо — завела часы с кукушкой, поклеила пёстрые обои и над дверью повесила вырезанную из журнала репродукцию «Тайной вечери».
А через год Твердохлёб стал дедом. На крестинах возле новой церковки плясали под нерусские песни, лившиеся из динамика, и пили пшеничную водку — самогона уже никто не держал. Анфиса располнела. Раскрасневшись, держала Галактиона под руку, когда шли на реку кататься на лодках. Как и все, она быстро забыла о прежней жизни и не связывала свалившееся благополучие с сидевшим на вёслах мужем.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Социальные сети опутали нас, как настоящие. В реальности рядом с вами – близкие и любимые люди, но в кого они превращаются, стоит им войти в Интернет под вымышленным псевдонимом? Готовы ли вы узнать об этом? Роман Ивана Зорина исследует вечные вопросы человеческого доверия и близости на острейшем материале эпохи.
Переписанные тексты, вымышленные истории, истории вымыслов. Реальные и выдуманные персонажи не отличаются по художественной достоверности.На обложке: Иероним Босх, Св. Иоанн Креститель в пустыне.
«Зорин – последний энциклопедист, забредший в наше утилитарное время. Если Борхес – постскриптум к мировой литературе, то Зорин – постпостскриптум к ней».(Александр Шапиро, критик. Израиль)«Иван Зорин дает в рассказе сплав нескольких реальностей сразу. У него на равных правах с самым ясным и прямым описанием „естественной жизни“ тончайшим, ювелирным приемом вплетена реальность ярая, художнически-страстная, властная, где всё по-русски преизбыточно – сверх меры. Реальность его рассказов всегда выпадает за „раму“ всего обыденного, погруженная в особый „кристаллический“ раствор смелого художественного вымысла.
В жизни каждого человека встречаются люди, которые навсегда оставляют отпечаток в его памяти своими поступками, и о них хочется написать. Одни становятся друзьями, другие просто знакомыми. А если ты еще половину жизни отдал Флоту, то тебе она будет близка и понятна. Эта книга о таких людях и о забавных случаях, произошедших с ними. Да и сам автор расскажет о своих приключениях. Вся книга основана на реальных событиях. Имена и фамилии действующих героев изменены.
С Владимиром мы познакомились в Мурманске. Он ехал в автобусе, с большим рюкзаком и… босой. Люди с интересом поглядывали на необычного пассажира, но начать разговор не решались. Мы первыми нарушили молчание: «Простите, а это Вы, тот самый путешественник, который путешествует без обуви?». Он для верности оглядел себя и утвердительно кивнул: «Да, это я». Поразили его глаза и улыбка, очень добрые, будто взглянул на тебя ангел с иконы… Панфилова Екатерина, редактор.
«В этой книге я не пытаюсь ставить вопрос о том, что такое лирика вообще, просто стихи, душа и струны. Не стоит делить жизнь только на две части».
Пьесы о любви, о последствиях войны, о невозможности чувств в обычной жизни, у которой несправедливые правила и нормы. В пьесах есть элементы мистики, в рассказах — фантастики. Противопоказано всем, кто любит смотреть телевизор. Только для любителей театра и слова.
«Неконтролируемая мысль» — это сборник стихотворений и поэм о бытие, жизни и окружающем мире, содержащий в себе 51 поэтическое произведение. В каждом стихотворении заложена частица автора, которая очень точно передает состояние его души в момент написания конкретного стихотворения. Стихотворение — зеркало души, поэтому каждая его строка даёт читателю возможность понять душевное состояние поэта.
Спасение духовности в человеке и обществе, сохранение нравственной памяти народа, без которой не может быть национального и просто человеческого достоинства, — главная идея романа уральской писательницы.