Секс пополудни - [114]

И все же она чувствовала, что проблема ее интимных отношений с Форенцами висит в воздухе, как стена, разделяющая их, и что ей необходимо снести ее. Но с чего ей следует начать? И где она остановится после того, как зайдет в своем разглашении слишком далеко? Она полагала, что свои отношения с Гаем можно объяснить относительно легко. А вот отношения с Джино, гораздо более сложные, — чрезвычайно трудно. Теперь даже ей самой вся история с Джино кажется слегка странной…

Она мотнула головой, как бы стараясь избавиться от этих мыслей. Временами она думала, что она сама как раз и является странной и что это рождается снова и снова в одном и том же месте в ее голове.

— Клянусь, ты так устала, что готова с ног свалиться, — сказал Джонатан, нежно массируя ее плечи. Она сидела за туалетным столиком в тончайшей ночной рубашке и расчесывала волосы.

— Устала, — призналась она. — Кстати, ты знаешь о той истории со мной и Гаем… Ты знаешь… Элоиза говорила, что Гай был моим…

Джонатан рассмеялся:

— Пережитки прошлого? Вообще смешное выражение. Но, между прочим, она большая шутница. И с характером. И сам факт того, что ее волнует то, что, когда вы все трое были детьми, Гай предпочел тебя Пенни, забавен. Лично я ни в чем его не упрекаю. Если бы передо мной стояла проблема выбора между тобой и Пенни, даже в юных летах, то эта проблема разрешилась бы также без долгих раздумий. Гай должен был быть полоумным, чтобы подхватить ее вместо тебя. Даже с учетом ее огромных титек… Кстати, сомневаюсь, что они тогда у нее уже были. Я прав?

Она вынуждена была рассмеяться и признать, что он прав, что в те времена Пенни была плоской, как доска.

— Хотя я и не могу сказать, что Пенни уродина. Например, ребята, которых неудержимо тянет на рыжих, могут ее назвать даже красоткой. Но у меня с такими ребятами разные вкусы. Мне подавай девочку, у которой волосы всегда цвета полуночи.

— Я действительно рада, что ты так думаешь обо всем этом. Это как раз и доказывает, что ты умен. Коул Хопкинс именно так о тебе отозвался. Но он какой-то неприятный, как ты считаешь? Лично меня раздражало каждое сказанное им слово. Кстати, он имел нахальство клеветать на твою честность.

— А, ладно, забудь, — миролюбиво сказал Джонатан. Он откинул ее волосы с шеи и поцеловал ее нежную кожу. — Он вряд ли достоин того, чтобы ты из-за него раздражалась. Наплюй.

Она обернулась и коснулась кончиками пальцев его губ.

— Знаешь, если честно, то больше всего меня задел Эдвард Остин, когда он сказал… что они с Николь беспокоились за меня, когда я осталась с Джино в его доме. Я… В то время я работала на Джино, и это был самый легкий способ… самый удобный… для того, чтобы мне остаться жить в том огромном доме. А Эдвард это так сказал, как будто… Я ведь была специальным административным ассистентом у Джино и…

— В его бизнесе? Ты никогда не говорила мне об этом.

— Да. И поверь мне, я там не могла позволить себе прохлаждаться, работа отнимала все время.

— Это ужасно, — проговорил Джонатан, опускаясь на кровать. — Значит, ты сечешь в автомобильном бизнесе. Я буду это держать в голове… На тот случай, если захочу перебраться в «Дженерал моторс».

«Шутка! Неужели Джонатан ни о чем не может говорить серьезно? Неужели он не понимает, что она пытается как-то объясниться?» Впрочем, это неточное выражение. На самом деле она хотела не выговориться, а отговориться. С помощью полуправды и увиливания от самых опасных мест темы. Она всегда так делала. Но Джонатану и не нужны были ее объяснения. Не задал ни одного вопроса, не попросил ничего прояснить… Как угодно…

— Ложись, мой красивый административный ассистент. Ладно, ладно, беру свои слова обратно. Ложись, моя красивая танцовщица фламенко! О! Это было что-то! Теперь, когда мне известен этот твой порок, я куплю тебе платье для фламенко и буду просить танцевать для меня дни и ночи напролет! А впрочем, зачем нам платье? Без него может получиться еще лучше, — он немного подумал, потирая подбородок. — Ладно, там посмотрим. Может, попробуем и так и так. С платьем и без. — Он показал ей руками на себя и на кровать. — Ты еще не готова?

— Подожди минуту. Дай отстегнуть ожерелье. Я положу его в ларец, так спокойней.

— А кольцо ты не снимешь? Всегда будешь его носить?

— Разумеется, буду. Это ведь обручальное кольцо. Так у всех делается.

— Иди ко мне, — позвал он еще раз.

— Сейчас.

Она выдвинула несгораемый ящик, достала оттуда свой ларец для драгоценностей и положила его на зеркальную поверхность туалетного столика. Прежде чем положить в ларец шейное ожерелье, она на несколько секунд задержала его в руке, внимательно изучая, затем закусила губу и, положив ожерелье в ларец, осторожно спросила:

— Кстати, о чем ты так долго говорил с Джино и Гаем? У тебя же очень мало общего с ними.

— А почему бы нам и не поболтать? — Он улыбнулся. — Ты считаешь, что они слишком богаты для нашего брата? Слишком большой для меня размах?

— О, слушай, хватит меня дразнить! Ты сейчас говоришь прямо как этот грубиян Коул Хопкинс! Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду. Просто у тебя очень мало общего с ними, и учитывая, что…