Секс и ветер - [12]

- Очень оригинально.

- Не знаю, оригинально или нет. Но я пригласила свою подругу на ужин к нам домой.

- И что.

- И то.

- Что, то?

- Ну, мы сделали это.

- И что он?

- После этого все вернулось.

- Надолго?

- Нет. Пару недель все шло хорошо, а потом опять...

- Что?

- У него был комплекс «мужика».

- Что это?

- Это, когда он приходил домой и требовал, чтобы был накрыт горячий ужин, подали тапочки и т.д.

- А ты?

- А я при этом летела с работы домой, чтобы успеть все сделать. По дороге забирала сына из садика, забегала в магазин за продуктами и успевала все приготовить.

- Оно тебе надо?

- Видимо, тогда надо было.

- И как долго это продолжалось?

- До первого скандала.

- А потом?

- А потом я устроила ему своеобразную форму протеста.

- Какую?

- Квартира у нас тогда была однокомнатная. Уйти мне было некуда.

- А у твоих родителей была же двушка.

- Да, была. Но после смерти мамы папа быстро женился на женщине с ребенком.

- И?

- И, когда он умер от рака через два года после свадьбы, то квартира родителей осталась ей.

- А вы с братом?

- А мне тогда уже исполнилось восемнадцать. И вопрос стоял так: либо брат идет в детдом, либо я оформляю на него опекунство.

- И что ты?

- Мог бы не спрашивать.

- Ну, и...

- Короче, чтобы оформить опекунство, мне надо было или работать или быть замужем.

- И ты конечно выбрала второе.

- Конечно.

В ее глазах стояли слезы. Он растерялся, не зная что делать в такой ситуации. И не нашел ничего лучшего, чем предложить выпить еще по одной. Коньяк тускло мерцал сквозь толстые стекла рюмок.

- Извини, здесь нет подходящих бокалов.

- Да ничего, я привыкла.

- Привыкла к чему?

- К тому, что время от времени находятся люди, готовые разделить со мной боль.

- И часто находятся?

- Оно тебе надо?

- Ладно. И что было дальше?

- А дальше, как я тебе говорила, около года спала на полу под пианино. Кстати, это единственная вещь, оставшаяся от родителей.

- А зачем?

- Хотела ему доказать, что гордая. А потом, наверное, привыкла. Люди ко всему привыкают.

- А пока я тебя ждал возле твоей работы, ко мне подошел какой-то ненормальный и спросил, не тебя ли я жду.

- А, это Вадик. Он работает в моей лаборатории.

- И что?

- Я с ним однажды переспала из жалости. С тех пор он ревнует меня ко всем.

Зазвонил мобильный. Он приставил палец к губам и ответил: «Да, любимая. Буду к вечеру. Ты же знаешь, дорогая, нельзя загадывать, дорога...».

Чебурек

- Любишь меня?

- Да.

- Докажи.

- Не знаю, как.

- А сосиськи?

- Чего-о?

- Я ж тебе говорил…

- О чем?

- Что все москвичи говорят «сосиськи» вместо «сосиски».

- Да ладно!

- Хочешь, проверим?

- Хочу.

Он подошел к кафешке. Тетка в белом фартуке, отдуваясь от мороза, повернулась к нему.

- Дайте…

- Ну, чего вам?

- Как дела? – он улыбнулся ей.

- Неплохо, - она опешила от неожиданного вопроса. Собралась. – Чего вам?

- Дайте,  - он смотрел прямо ей в глаза. – А что у вас самое вкусное?

Она зарделась, несмотря на мороз.

- У нас…

- Дайте хот-дог.

- Пятьдесят рублей, - ее красный рот от дешевой помады выговаривал слова. – Есть без сдачи?

- Есть, -  он протянул деньги. – Скажи, тетя, как насчет секса?

- Да ты чо, козел?

- Ти-ише-е, - он сдвинул кепку на затылок. -  У тебя бывают такие предложения?

- Слушай, иди-ка ты, - она неуверенно закрыла крышку.

- А хочешь? – вроде приличный с виду, он волновал ее, как женщину.

- Ладушки, - он надвинул кепку на глаза. – Я пошел, как козел.

Кусая дешевое тесто, он пошел в сторону метро. В середине попадались мелкие кусочки фарша. Зеленого, как это ни странно. А она?

Ушла в подсобку…

Дальнобойщики

- Батя, выезжаем когда? – Рыжий налил в граненый стакан уксуса. Потом наполовину разбавил его водкой. Открыл холодильник. Поковырявшись на заставленных продуктами полках, достал нарезанный лимон, прикорнувший на блюдце. Вернувшись к столу, с недоумением посмотрел на пустой стакан. – Бать, ты что? Ты выпил это?

Отец, сосредоточенно моющий посуду, обернулся к нему, скривившись.

- Водку стали, етить ее, паленую делать.

- Да, это ж я себе налил, чтобы спину натереть, - Рыжий не знал, смеяться или плакать. – Там же уксус.

- Нечего продукт переводить, - пробурчал Батя, намыливая тарелку. – Уксус, уксус. А я и не почувствовал.

- Ты как, нормально? – Рыжий из-за спины пытался заглянуть тому в лицо.

- Чего со мной станет, сынок, - Батя поставил последнюю тарелку в шкафчик и вытер руки кухонным полотенцем. – Стаж! Лучше налей-ка отцу еще грамм сто, запить эту гадость. Только чистой. И лучше сто пятьдесят.

- Бать, ты смотри, не накидайся. Когда в рейс-то? – Рыжий сполоснул стакан и наполнил его водкой на две трети.

Отец выпил, крякнув, наскоро закусил лимоном.

- Послезавтра выезжаем из Мурманска в Семипалатинск. Везем говяжьи полутуши.

- Это что у вас здесь за ресторан? – мать поставила на пол тяжелые пакеты с продуктами. – Ты хоть закусывай нормально, старый. Подожди, борщ разогрею. Вон, пока, колбаски возьми с огурчиком.

- Ты ж, мое золотце, - Батя обнял ее, похлопав пониже спины. Порылся в принесенных пакетах, выудив оттуда палку колбасы и банку маринованных огурцов. – Слышь, мать, а давай я сбегаю за пузырем, и отметим это дело.

- Какое дело-то? – подбоченилась она. – Что за праздник?