Секреты Российского флота. Из архивов ФСБ - [15]
11 марта Тухачевский сообщил Главкому о сосредоточении войск, прибытии дополнительных сил, занятии позиций тяжелой артиллерией особого назначения (ТАОН). Он отметил, что артиллерия Южной группы производит плохое впечатление, поэтому он заменяет начальника артиллерии: «Налегаю вовсю на организацию огня; весь Кронштадт как на ладони, и, по-моему, при хорошем огне мы его разобьем <…>. Словом, усиленно готовимся и организуем штурм, который я считаю делом серьезным». Каменев полагал, что «самое скверное — это начало оттепели». Он признавал необходимость ускорить события, так как «потом не доберешься никак до Кронштадта». Хотя Тухачевского тоже пугала оттепель и «политические персоны» торопили его начинать штурм Кронштадта, он не спешил атаковать до прибытия подкрепления. Каменев, соглашаясь с тем, что «горячиться нельзя», призывал ускорить подготовку штурма: скорее сосредоточивать артиллерию, «ни тратя ни минуты, произвести “пристрелку”, возможно быстрее нанести поражение авионами и артогнем, ну и атаковать, когда будут для этого силы»[29].
В подавлении восстания принимали участие и заградительные отряды, которым предоставлялись большие полномочия: расстреливать на месте всех дезертиров и паникеров; при взятии фортов задерживать и расстреливать всех мятежников, «пленных быть не должно», не допускать, чтобы красноармейцы после взятия Кронштадта расходились по домам, вступали в разговоры с мятежниками или разбегались.
Намеченное на 14 марта наступление на Кронштадт пришлось отложить — 79-я бригада 27-й дивизии не выполнила приказ о выходе на боевую позицию. Причиной отказа красноармейцев выполнить приказ послужила их боязнь выходить на лед залива, порожденная слухами о якобы погибших подо льдом десятках тысяч курсантов. В 23 часа 45 минут 15 марта Тухачевский подписал боевой приказ войскам 7-й армии на штурм крепости Кронштадт в ночь с 16 на 17 марта.
Артиллерийский огонь начался в 14 часов 16 марта и продолжался до вечера. Движение войск на Кронштадт началось в 3 часа утра 17 марта.
«Операция представляла громадные, казалось, непреодолимые трудности…»
Каменев с нетерпением ждал от Тухачевского сообщений о результатах повторного штурма Кронштадта и в 13 часов 30 минут 17 марта пригласил его для разговора по прямому проводу. Тухачевский сообщил о результатах боев первой половины дня 17 марта. После упорных боев, потеряв большую часть состава, Северная группа войск заняла форты № 4, 5, 6 и 7, один батальон вступил в северо-западную часть Кронштадта. 32-я, 167-я и 187-я бригады Южной группы войск вели упорные уличные бои в центре Кронштадта; продвижению войска мешал заградительный огонь линкора «Петропавловск». 79-я бригада заняла форты № 1, 2, «Южный» и вела бой за форт «Милютин». Бои в центре города носили чрезвычайно ожесточенный характер, и Тухачевский послал «последний резервный курсантский полк на Лисий Нос и кавалерийский полк 27-й дивизии в Ораниенбаум». Действия авиации затруднялись из-за уличных боев, поэтому она вела огонь только по линкору «Петропавловск» и форту «Тотлебен». Тухачевский намеревался выехать в войска, ему было «важно уловить дух Южной группы войск»>{53}.
Всем добровольно сдавшимся морякам и другим лицам снова гарантировалось сохранение жизни, если они немедленно и добровольно сложат оружие. К 11 часам 18 марта Кронштадт был занят войсками Красной Армии.
К. Ворошилов, В. Затонский и А. Бубнов от имени делегатов X съезда направили в адрес ЦК РКП(б) телеграмму, в которой сообщалось: «Выдержка и спайка коммунистов еще раз победила. Кронштадт снова в наших руках. Операция представляла громадные, казалось непреодолимые трудности. Кронштадт был сильно укреплен. Его гарнизон, дравшийся с мужеством отчаяния, находился в руках опытного командования, в то время как в некоторой части советского аппарата имел место саботаж, в воинских частях наблюдалось неустойчивость, колебания». В телеграмме анализировались причины отказов красноармейцев выполнять приказы командования по штурму Кронштадта и описывались принятые меры: «Боязнь вступить на лед довела до открытых отказов от выполнения приказов со стороны ряда полков. Благодаря энергии коммунистов, как прибывших с X съезда, так и командированных разными организациями, а также благодаря стойкости коммунистического ядра воинских частей и в особенности коммунистов-командиров, все трудности были преодолены и части, накануне разоруженные, пошли на лед. Несмотря на колебания некоторых полков, в общем, части вели себя героически и, не обращая внимания на тяжелые потери от сосредоточенного пулеметного и артиллерийского огня, ворвались на рассвете 17 марта в Кронштадт». Далее в телеграмме сообщалось о том, что «втянувшиеся в город красноармейские части были засыпаны со всех сторон пулями. Усталые части растерялись и дрогнули». Отмечалось, что «в уличных боях мы понесли жертв больше, чем на подступах к крепости, причем выбывал преимущественно наиболее стойкий элемент — комсостав и коммунисты… У коммунистов нервы оказались крепкие. Потерпев неудачу в попытке выбить нас из Кронштадта, мятежники дрогнули. Началось разложение». Делегаты X съезда, подписавшие телеграмму, по-прежнему считали, что организаторами мятежа являлись бывшие белые офицеры: «Офицерские заправилы решили бежать в Финляндию, взорвав “Севастополь” и “Петропавловск”, что вызвало возмущение обманутой части команды, и в ночь с 17 на 18 марта старым матросам удалось захватить власть на кораблях и арестовать офицеров и некоторых вождей мятежа <…>. Мы победили и прежде всего победили морально. Провокация белогвардейцев разоблачена. Кронштадт станет твердыней революции»
