Секреты Федеральной резервной системы. Лондонская смычка - [11]

План Олдрича так и не был поставлен на голосование в Конгрессе, так как республиканцы потеряли контроль над палатой представителей в 1910 году, а впоследствии потеряли Сенат и президентство в 1912 году.

Глава 3. Закон о Федеральной резервной системе

«Наша финансовая система фальшива и ложится тяжёлым бременем на людей... Этот закон создаёт огромнейший трест в мире». Конгрессмен Чарльз Август Линдберг, старший.

Выступления сенатора Лафоллета (LaFollette) и конгрессмена Линдберга стали точкой опоры оппозиции против плана Олдрича в 1912 году. Они также вызвали народное настроение против денежного треста. Конгрессмен Линдберг заявил 15 декабря 1911 года: «правительство преследует другие тресты, но поддерживает денежный трест. Я терпеливо ждал несколько лет возможности разоблачить фальшивые денежные стандарты, и показать, что величайший из всех фаворитизмов тот, который выдан правительством денежному тресту».

Сенатор Лафоллет публично заявил, что денежный трест в пятьдесят человек контролирует Соединённые штаты. Джордж Ф. Бейкер, партнёр Дж. П. Морган, которого журналисты спросили так ли это, ответил, что это было абсолютно ошибочно. Он сказал, что лично знает, что не более восьми человек управляют этой страной.

Журнал Nation ответил сенатор Лафоллету в своей передовице, что «Если денежный трест существует, практически будет невозможно установить осуществляет ли он своё либо хорошее либо плохое влияние».

Сенатор Лафоллет замечает в своих мемуарах, что его речь против денежного треста позже стоила ему президентства Соединённых штатов, так же как изначальная поддержка Вудро Уилсоном плана Олдрича привлекла к нему внимание как достойного этой должности.

Конгресс, наконец, сделал жест, чтобы успокоить народ, назначив комитет по расследованию контроля денег и кредита Соединённых штатов. Это был комитет Пужо (Pujo), подкомитет Банковского и денежного комитета Палаты представителей, который проводил известные слушания о «Денежном тресте» в 1912 году под руководством конгрессмена из Луизианы Арсена Пужо (Arsene Pujo), которого считали представителем нефтяных интересов. Эти слушания были намеренно растянуты на пять месяцев, и выдали на гора шесть тысяч страниц печатных показаний в четырёх томах. Месяц за месяцем банкиры ездили на поезде из Нью-Йорка в Вашингтон, свидетельствовали перед комитетом и возвращались в Нью-Йорк. Слушания были очень скучные, и никакой сногсшибательной информации на этих сессиях не проявилось. Банкиры торжественно сознавались в том, что они действительно являлись банкирами, утверждали, что они всегда действовали в общественных интересах, и утверждали, что они были мотивированы исключительно высокими идеалами государственной службы, как и конгрессмены, перед которыми они давали свои показания.

Парадоксальность слушаний Пужо о денежном тресте можно лучше понять, рассмотрев человека, который в одиночку верховодил на этих слушаниях, Сэмюэл Унтермейер (Samuel Untermyer). Он был одним из главных жертвователей в фонд президентской кампании Вудро Уилсона, и был одним из самых богатых корпорационных адвокатов в Нью-Йорке. Он заявляет в своей автобиографию в «Кто есть кто» за 1926 год, что он однажды отхватил гонорар в 775.000 долл. за завершение только одной правовой сделки, успешного слияния Utah Copper Company и the Boston Consolidated and Nevada Company, фирмы с рыночной стоимостью в сто млн. долларов. Он отказался приглашать сенатора Лафоллета или конгрессмена Линдберга для дачи показаний в расследовании, которое как раз они и заставили Конгресс провести. В качестве специального советника комитета Пужо, Унтермейер вёл слушания единолично. Конгрессмены члены комитета, в том числе его председатель, конгрессмен Арсен Пужо, казалось, были немыми от начала слушаний до их завершения. Один из этих безмолвных слуг общественности был конгрессмен из штата Южная Каролина Джеймс Бёрнс (James Byrnes, of South Carolina), представляющий округ, где проживал Бернард Барух (Bernard Baruch), впоследствии получил известность как «человек Баруха», и был устроен Барухом в руководители Управления военной мобилизацией во время Первой мировой войны.

Хотя Унтермейер был специалистом в таких вопросах, он ни разу не спросил ни одного из банкиров о системе взаимосвязанных директорств, через которые они контролировали финансы. Он не стал вдаваться в международное передвижение золота, роль которого в денежной панике была известна, или о международных отношениях между американскими и европейскими банкирами. Международные банкирские дома Eugene Meyer, Lazard Freres, J. & W. Seligman, Ladenburg Thalmann, Speyer Brothers, M. M. Warburg, and the Rothschild Brothers не вызвали любопытства Самуила Унтермейера, хотя в финансовом мире Нью-Йорка хорошо было известно, что все эти семейные банковские дома либо имели филиалы либо контролировали подчинённые дома на Уолл-стрит. Когда Яков Шифф (Jacob Schiff) предстал перед комитетом Пужо, г-н Унтермейер ловким допросом позволил г-ну Шиффу говорить в течение многих минут, не раскрывая никакой информации о деятельности банковского дома Kuhn Loeb Company, в которой он был старшим партнёром, и которую сенатор Роберт Л. Оуэн (Robert L. Owen) определил как представителя европейских Ротшильдов в США.