Секреты Достоевского. Чтение против течения - [89]

вине[167]. Чтение «в изъявительном наклонении» будет здесь бесполезно. Само убийство происходит в самый невероятный промежуток времени. Как мог Смердяков успеть на крик Григория «Отцеубивец!» (это вопль, выражающий потрясение и страх, или призыв к убийце?) выскочить из постели, где он лежал больной, вбежать (между прочим, не пытаясь помочь раненому Григорию) в комнату Федора Павловича, убить его (а он уже наверняка был обеспокоен поднятой тревогой и готов себя защищать), вскрыть конверт, замести следы и суметь вернуться в постель меньше чем за минуту, прежде чем кто-то что-то заметит[168]? Мы верим этому без колебаний, поскольку единственно возможная альтернатива, основанная на вещественных доказательствах, – допустить, что убийцей был Дмитрий. Мы, читатели, не можем так поступить, мы верим в невиновность Дмитрия. Но если преступление совершил Смердяков – а мы слышим, как он в этом признается, – значит, это не обычный человек. Он многогранен: это существо со сверхъестественными способностями, дух чистого бунта, выразитель идей крайнего материализма, демон мести и – да, убийца, но не в каком-либо обычном, «эвклидовом» смысле. В конце концов, жизнь и смерть – это тайна, и, как говорит Достоевский, наиболее фантастические события наиболее реальны. На самом деле убийство Федора Павловича Карамазова – вполне естественное событие. В реальной жизни отцы и в самом деле умирают, а их сыновья, как говорит Иван, желают их смерти и винят себя, когда это происходит, даже если на самом деле никакого убийства не было. Таков порядок вещей. По глубокому убеждению Достоевского, вина в преступлении и вина вообще действительно является общей; винить кого-нибудь одного, например своего злого близнеца, значит пытаться уйти от ответственности. Именно чрезмерная уверенность в своей способности остаться невиновным, без веры, исповеди или общения делает человека уязвимым для бесовского наваждения. Путь отсюда ведет к одиночеству и смерти.

Но главный герой «Братьев Карамазовых» – Алеша; так, во всяком случае, в самом начале заявляет рассказчик. История Дмитрия – это «страстный» нарратив романа, сюжетная линия Ивана – интеллектуальная борьба, остававшаяся главной темой произведений Достоевского с самого начала. В противоположность им, у Алеши на первый взгляд нет собственной сюжетной линии. Он тих и кроток, а поэтому не годится в герои самостоятельной сюжетной линии романа. Он – ангел, посредник, он всех выслушивает и всех одаривает. Но Алеша, как и его братья (все трое) – сын своего отца. Он совершает проступок, который рассказчик недвусмысленно определил как самый тяжкий из возможных грехов – непослушание своему духовному отцу. Выслушав поэму своего брата Ивана о Великом инквизиторе, Алеша забывает наставления старца и упускает из виду брата Дмитрия.

Потом он с великим недоумением припоминал несколько раз в своей жизни, как мог он вдруг, после того как расстался с Иваном, так совсем забыть о брате Дмитрии, которого утром, всего только несколько часов назад, положил непременно разыскать и не уходить без того, хотя бы пришлось даже не воротиться на эту ночь в монастырь [Достоевский 1976а: 241].

Убийство его отца происходит как раз в тот момент, когда Алеша занят другими делами. Убийство Федора Павловича становится возможным не только из-за предшествующего ухода Ивана, но и из-за небрежения Алеши. Он пассивен и, выражаясь словами Откровения, которыми заклеймено величайшее из зол, «не холоден и не горяч». Просветление Алеши происходит после видения Каны Галилейской, после того, как Зосима, через которого семена из других миров попадают на землю, приветствует его на духовном бракосочетании[169]. Алеша выбегает из комнаты старца, где на столе лежит труп, на открытый воздух – в мир природы, обратно к жизни, и, как раньше его отец, падает на землю.

Тишина земная как бы сливалась с небесною, тайна земная соприкасалась со звездною… Алеша стоял, смотрел и вдруг как подкошенный повергся на землю.

Он не знал, для чего обнимал ее, он не давал себе отчета, почему ему так неудержимо хотелось целовать ее, целовать ее всю, но он целовал ее плача, рыдая и обливая своими слезами, и исступленно клялся любить ее, любить во веки веков. «Облей землю слезами радости твоея и люби сии слезы твои…» – прозвенело в душе его. О чем плакал он? О, он плакал в восторге своем даже и об этих звездах, которые сияли ему из бездны, и «не стыдился исступления сего». Как будто нити ото всех этих бесчисленных миров божиих сошлись разом в душе его, и она вся трепетала, «соприкасаясь мирам иным» [Достоевский 1976а: 328].

На самом деле история Алеши – это продолжение истории его отца, и она вся впереди – в тех книгах, которые Достоевский не успел написать. Убийство Федора Павловича Карамазова – центральное событие этого великого романа, но оно – не более чем ответ на вопрос, возникший в тот момент, когда молодой Федор Карамазов повстречался с Лизаветой Смердящей – или Русской землей – на задворках Скотопригоньевска. Просветление приходит к Алеше, когда он падает на землю. Как всегда в значимые моменты в романах Достоевского, его падение приводит к парадоксу. Казалось бы, это – окончание и разрешение его кризиса веры, но в то же время это должно быть началом новой истории. В этот момент Алеша соприкасается с иными, небесными мирами – источником семян Зосимы, – но, как когда-то его отец, он тоже