Секреты Достоевского. Чтение против течения - [54]

Исповедь Ипполита повествует о сомнениях, возникающих у него, когда он узнает свой смертный приговор: ему осталось жить не больше месяца. Эти сомнения порождают похожую на тарантула отвратительную рептилию, которую он видит во сне, видение Рогожина и решение застрелиться. Важно отметить: картина всегда ассоциируется с Рогожиным, и именно видение Рогожина наводит Ипполита на мысль о самоубийстве. Образ гольбейновского Христа дополняет и подкрепляет доводы Ипполита по поводу законов природы и неизбежности смерти. Чувство одиночества является доминирующим для исповеди Ипполита, как и для картины Гольбейна, на которой изображено только мертвое тело. Обычная логика указывает на обособление личности, которое приравнивается к смерти. Но мы читаем «против течения». Ключ к глубинному смыслу – это не то, что Ипполит пишет в своем трактате, а его история. Хотя Ипполит гордится своим умом и сообразительностью, они ведут его в никуда, в черную дыру «дважды два четыре», в смерть. Глядя вперед, он видит лишь свою смерть. Но стоит ему обратить свой взгляд за пределы рамки картины, за пределы видимого – и он видит (и описывает) образ веры, возможно даже не понимая это сам. Читателям «Идиота» показывается изображение Христа, принадлежащее Рогожину: Ипполит напоминает своим слушателям, что «в картине Рогожина» нет красоты [Достоевский 19736: 338]. Это не значит, что красоты нет в Христе. Это значит ровно то, что было сказано: это уже не картина Гольбейна и, конечно, не изображение Христа, а изображение (образно говоря) Рогожина, изображение того, что видит Рогожин, когда смотрит на него. Если вы ищете там Христа, то вы либо не позволяете себе его увидеть, либо смотрите не туда.

Логика Ипполита свидетельствует о том, что он одинок, но его эмоции ведут его в общество других людей. Описывая картину, висящую в доме Рогожина, он как бы вновь собирает невидимых свидетелей, тех, кто, оставаясь за ее рамками, выжил и рассказал о своей вере. Ипполит спрашивает: как ученики Христа могли сохранить веру после того, как они видели его труп:

…Если такой точно труп (а он непременно должен был быть точно такой) видели все ученики Его, Его главные будущие апостолы, видели женщины, ходившие за ним и стоявшие у креста, все веровавшие в Него и обожавшие Его, то каким образом могли они поверить, смотря на такой труп, что этот мученик воскреснет? <…> Эти люди, окружавшие умершего, которых тут нет ни одного на картине, должны были ощутить страшную тоску и смятение в тот вечер, раздробивший разом все их надежды и почти что верования [Достоевский 19736: 339] (курсив мой. – К. А.)[87].

Роман Достоевского воспроизводит изначальный вызов, брошенный вере: глаза и рациональный ум видят только мертвую материю. Логика заводит в тупик; без воскресения картина, а вместе с ней и рассказ, не имеет смысла. Евангельский Христос действительно воскрес из мертвых. Однако при взгляде на картину Гольбейна об этом невозможно догадаться. Ключ к вере находится за рамками картины, в живых людях, которым изображение бросает вызов.

Ипполит в своем одиночестве восклицает: «Я один выкидыш» [Достоевский 19736:343]. Однако, подобно Христу Гольбейна, он, безусловно, не одинок. Герои романа представляют все человечество, и все мы – не только осужденные преступники, не только смертельно больной человек, не только Христос – проживаем день за днем, будучи приговорены к смерти. Поэтому, уяснив, что все герои романа, кроме Настасьи Филипповны, присутствуют в той или иной массовой сцене романа (в том числе и в этой), мы понимаем, что эти сцены служат моделью мира людей как такового и что, безусловно, обособленный персонаж не одинок [Young 1004: 120]. Ипполит читает свое «объяснение» толпе людей не где-нибудь, а на вечере по случаю дня рождения князя. Во введении к этой сцене рассказчик Достоевского особо подчеркивает праздничное, веселое настроение присутствующих. Князь Мышкин подходит к дому, где он живет (даче Лебедева), вечером дня своего рождения.

С чрезвычайным удивлением заметил князь, подходя к своей даче с Рогожиным, что на его террасе, ярко освещенной, собралось шумное и многочисленное общество. Веселая компания хохотала, голосила; кажется, даже спорила до крику; подозревалось с первого взгляда самое радостное препровождение времени. И действительно, поднявшись на террасу, он увидел, что все пили, и пили шампанское, и, кажется, уже довольно давно, так что многие из пирующих успели весьма приятно одушевиться [Достоевский 19736: 305] (курсив мой. – К. А.).

Еда и питье, радостное настроение, поздравления, присутствие самоотверженной и гостеприимной Веры (характерное имя) Лебедевой и маленькой Любочки (Любви) – семьи, счастливой, несмотря на свою потерю, – где мрачное, тревожное настроение, которое является своего рода брендом Достоевского для столь многих читателей?[88] Что же собрало вместе всех этих людей? Оказывается, их привлек Ипполит. «Прежде всех, перед вечером, приехал Ипполит и, чувствуя себя гораздо лучше, пожелал подождать князя на террасе. Он расположился на диване…» [Достоевский 19736: 305]. Ипполит действует как магнит, притягивающий гуляк. А когда князь приходит, Ипполит его радостно приветствует: «Я вас особенно ждал и ужасно рад, что вы пришли такой счастливый…» [Достоевский 19736: 306]. Хотя всего лишь три дня назад он был при смерти, Ипполит сейчас чувствует себя лучше, чем