Секретный террор - [49]

Я усиленно вел самостоятельную вербовку людей для работы по линии ОГПУ. После ареста Абдул-Меджид-хана я связался с его двоюродным братом, служившим в кабульской полиции, и получал через него все сведения, добывавшиеся афганской полицейской агентурой. Раджа Протап познакомил меня с одним важным правительственным чиновником, через которого я получал правительственные сведения. От него же я получал сведения о племенах мусульманской Индии, с вождями которых он, по поручению Амануллы-хана, поддерживал тесную связь.

Однажды вечером на его квартире я познакомился с начальником кабульской полиции. После продолжительной беседы мы согласились, что у нас имеются общие интересы, диктуемые враждой к англичанам. Мы с ним договорились быстро. За ежемесячное вознаграждение в 600 рупий он дал обязательство, по моим указаниям, арестовывать всех английских тайных агентов. Естественно, что это условие мною было использовано полностью. Всякий, подозревавшийся в английском шпионаже, арестовывался нами через этого начальника полиции.

В Кабуле, как я упоминал, было много немцев. Они были единственными европейцами, поддерживавшими отношения с нами. Среди них я завербовал некоего Лещинского, служившего переводчиком в министерстве иностранных дел Афганистана. Вторым нашим агентом был агроном Бюрде, работавший в Кабуле, затем командированный в район Мазари-Шерифа. В районе Кандагара работал для нас инженер-агроном Мазух, и, наконец, в самом Кабуле давал нам сведения один инженер-техник, фамилию которого сейчас не помню. Лещинский и техник были членами германской коммунистической партии, поэтому с ними мы связались просто, а остальных потом они сами завербовали. Мазух и Бюрде освещали экономическое положение страны, Лещинский давал копии с переводимых в министерстве докладов, договоров и т. д., а техник сообщал сведения о немецкой и о всей остальной европейской колонии в Афганистане.

Затем мною был завербован некто Бернарди, совмещавший должность советника министра финансов Афганистана с должностью драгомана при итальянском посольстве и представителя «Америкен Ист К°» по заготовке кишок. Бернарди освещал различные отрасли общественной и экономической жизни Афганистана, а также давал сведения об итальянском посольстве. В награду за это, по моему настоянию, ему было уступлено представительство Нефтесиндиката в Кабуле. Бернарди затем переехал в Персию и, после моего отъезда из Персии, порвал связь с Советами.

В то время в Кабуле строилось новое здание для английской миссии. На этих постройках работал русский эмигрант Семехин. Он был завербован мною с условием, что после года работы будет амнистирован и получит разрешение возвратиться на родину в Советский Союз. Через Семехина мне удалось завербовать несколько индусов при английском посольстве, которые сначала освещали внутреннюю жизнь английского посольства, а затем, по мере откомандирования в Индию, работали там, посылая оттуда сведения через того же Семехина.

В начале 1925 года, когда восстание в Хосте несколько стихло, полпред Старк получил письмо от бывшего шейх-уль-ислама с просьбой увидеться с ним или с его доверенным человеком. Письмо было доставлено сыном шейха. Старк, вызвав меня, предложил заняться этим делом. В тот же вечер я вместе с сыном шейха отправился к нему на дом, где меня встретили сам старик и его старший сын. Старик начал свой рассказ с 1916 года, говоря, что он уже тогда мечтал пробраться в Россию, увидеться с русскими властями. Затем перешел к событиям 1919 года, когда в Вазиристане вспыхнуло восстание против англичан. Он подробно рассказал о своей встрече в то время с Джемал-пашой, турецким министром, приезжавшим в Кабул. Джемал-паша предложил ему поехать в район независимых племен и поднять восстание против англичан, обещав помощь оружием и деньгами от имени советского посла в Кабуле Раскольникова и советского правительства. Шейх отправился с сыновьями в район племен и поддерживал восстание в течение восемнадцати месяцев, но обещанное оружие не прибыло. Ныне, в связи с восстанием в Хосте, он опять выражал готовность поехать к восставшим племенам и направить их против англичан. Он предлагал вести партизанскую войну, уничтожать форты, разрушать дороги, мосты, блокгаузы, все сооружения, воздвигнутые англичанами.

Для этой работы шейх просил 100 тысяч рублей и 5 тысяч винтовок со 100 патронами к каждой. Я обещал доложить о нашей беседе послу и сообщить ответ. С первой же почтой я передал предложение шейха в ОГПУ в Москву. ОГПУ ответило, что против предложений шейха советское правительство не возражает, но отказывается дать оружие, так как доставка оружия из СССР или через СССР вскроет нашу работу и может вызвать нежелательные политические осложнения с Англией и с Афганистаном. Переговоров с шейхом продолжать не пришлось. В месяц Рамазана, не выдержав длительного поста, он умер.

Месяц спустя после его смерти я возобновил переговоры с его сыновьями. Мы условились, что они будут вести для нас информационную работу. Сфера их деятельности должна была охватывать район племен от Джелалабада до Газни. К своей работе они привлекли некоего Мовлеви Мансура, индийского эмигранта, числившегося на афганской службе. С Мовлеви я был знаком со времени моего пребывания на должности начальника отделения КРО в Ташкенте в 1923 году. Тогда Мовлеви, бывший секретарем афганского посольства в Ангоре, направлялся через СССР в Афганистан. О его приезде в Ташкент мне донесли агенты ОГПУ, причем в донесении указывалось, что Мовлеви везет письма ташкентским афганцам, подозревавшимся нами в шпионаже. Кроме того, агенты сообщали, что он везет с собой подозрительные по размерам ящики, в которых могло быть запаковано оружие. Когда Мовлеви выехал из Ташкента на пограничный с Афганистаном пункт Кушку, начальнику Кушкинского особого отдела было приказано выяснить, какие письма и какой груз везет с собой афганский дипломат. Начальник особого отдела понял телеграмму ОГПУ в прямом смысле и велел арестовать и обыскать Мансура, не обращая внимания на дипломатический паспорт. Во время обыска Мансур пытался сопротивляться. Его жестоко избили и принудили сдаться. Результатом инцидента явилась нота афганского посла в Москве в Наркоминдел, и мне было предложено выехать в Кушку для расследования дела. Там я и познакомился с Мансуром.