Секретный сотрудник - [8]

– Сволочи террористы! Все уезжают. Плохо для бизнеса.

– Сволочи, – согласился Кузниц и вышел на улицу через пустой проем, который раньше закрывали автоматические раздвижные двери из затемненного стекла. Навстречу ему в отель вошла группа арабов в головных платках со шнурами, некоторые были в европейском платье, некоторые – в галабиях, очевидно, постояльцы отеля. Он вспомнил слова Эджби о том, что в гостинице есть пособник террористов, и подумал, что больше всего подозрений, конечно, должны вызывать арабы, хотя и из персонала гостиницы кто-нибудь мог сообщить террористам о планах израильских туристов и кто-нибудь из туристической конторы тоже мог. Он вспомнил, как сказал Ариель: «Хрен их найдут!», и мысленно опять с ним согласился.

Когда он выходил из гостиницы, полицейские у входа посмотрели на него пристально, но ничего не сказали, и Кузниц пошел вниз по узкой улице, как всегда с трудом пробираясь между припаркованными на тротуаре машинами.

«Конец теперь гостинице – разорится, – думал он, – а ничего был отель, не хуже других. Не «Шератон», конечно, но оно и лучше. – Не любил он жить в роскошных отелях. – И название удачное – «Золотой век». И возлягут рядом лев и ягненок, или кто там вместе со львом возляжет?». Как и положено в золотом веке, в этой гостинице мирно уживались израильские туристы и арабы из Саудовской Аравии и Иордании. Часто за завтраком он слышал, как арабы и евреи за одним столиком обсуждали свои маршруты, ругали или хвалили местную кухню.

Столовая в гостинице была огромная, настоящая обеденная зала с высоким потолком, и гулко звучал в ней гортанный арабский и протяжный, с вопросительными интонациями иврит, смешиваясь в интернациональную симфонию мира и покоя.

В столовой висела огромная репродукция «Герники» Пикассо, и Кузниц, когда бывал в столовой, иногда, усмехаясь про себя, думал, что он, должно быть, один из немногих в этом зале, кто знает, что это за картина и какой ужас на ней изображен. «Вот тебе и абстракционизм, – думал он, – поди пойми, что изображено без объяснения искусствоведов». И вспоминалась ему в эти моменты другая картина, кажется, кисти кого-то из батальной школы Грекова, которая висела у них в части над офицерским столом для того, видимо, чтобы господа офицеры не забывали за едой о своей мужественной профессии. На картине был изображен штурм Зееловских высот, и трупы немецких солдат протягивали посиневшие скрюченные руки чуть ли не прямо к ним на стол. «Реализм, – думал он, – не надо тебе никаких искусствоведов – все и так ясно, дальше некуда!»

Он вышел на площадь Таксым – одну из центральных площадей Стамбула, от нее начиналась улица Истикляль, пешеходная зона с множеством магазинов и кафе, любимое место прогулок горожан по вечерам и в выходные. В центре площади был памятник вождю турецкой революции – Ата-тюрку, а рядом с ним стояли в несколько рядов телефоны-автоматы. Отсюда Кузниц обычно и звонил домой. Сейчас звонить было еще рано, и он пошел по Истикляль, проталкиваясь через толпу праздного стамбульского люда, в любое время заполнявшую эту улицу, рассеянно разглядывая витрины и продолжая размышлять об утреннем происшествии.

«Наверно, этот Эджби прав и теракт действительно был направлен против израильских туристов и кто-то террористам сообщил об изменении планов израильтян. Скорее всего, кто-то из арабов – вот тебе и золотой век», – опять подумал он, а ноги тем временем сами принесли его к лахманче и он зашел внутрь.

Лахманчу открыл Хосе – там было чисто и относительно недорого, да и еда была ничего, довольно вкусная. Кузниц вошел и огляделся: зал был большой, с зеркалами вдоль стен – это ему не нравилось, но, увы, трудно найти идеал в этом мире. Посетителей мало, хотя время было обеденное.

Он сел за стол подальше от входа и заказал шашлык по-адански и салат.

– А потом кофе, – сказал он официанту, – и повторил, – потом кофе, хорошо? – потому что, если этого не сказать, то принесут все сразу, как уже не раз было.

Ожидая, пока принесут заказ, он рассматривал посетителей – благо зеркала на стенах позволяли делать это незаметно. Кафе было рассчитано на местных – и блюда были местные, и цены умеренные, – хотя иностранцы тоже сюда забредали, но редко – тут не подавали спиртное и официанты не говорили по-английски.

Сейчас тоже в зале сидели одни турки. «Хотя, может быть, и курды», – мысленно поправил себя Кузниц.

За столиком напротив пили чай два старика, оживленно обсуждая новости – на столе у них лежала газета и на снимке можно было узнать вход в «Золотой век», – утренний теракт явно был сегодня новостью номер один. Ближе к выходу сидели девочки в синей форме из офиса «Turkish Airlines», а в дальнем от входа углу два молодых турка пили кофе и тихо разговаривали.

Одного из них он узнал – это был метрдотель из ресторана в гостинице. Он видел каждое утро, как тот прохаживался между столиками, подгонял официантов и иногда заговаривал с посетителями. Метрдотель этот Кузницу не нравился – слишком уж он был вежливым, до подобострастия с «настоящими» иностранцами, американцами или немцами. Второй был Кузницу не знаком – такой себе «толстый мальчик», похожий на араба-горожанина откуда-нибудь из Дамаска или Каира.