Схватился Голова-Качанов за голову. А тут ещё ко всему жандармский пристав Носорогов возьми и скажи:
— Ваше высокородие, никак, мастеровые бунт задумали?
— По местам! — закричал Голова-Качанов. — Пулемёты на улицу! Пушку!
Бросились жандармы исполнять приказ. Расставили на уличных перекрёстках пулемёты. А около жандармского управления поставили пушку. Носятся по городу полицейские, шпики. Однако в городе спокойно — никаких беспорядков. Только около пушки, что поставлена возле жандармского управления, крутятся мальчишки. Интересно ребятам. Многие пушку впервые видят. Все норовят подойти поближе. Самые смелые даже колёса, ствол трогают.
— Но, но! — покрикивает на ребят солдат.
Отойдут мальчишки, а потом опять за своё.
— Стрельни, — просят солдата.
К середине дня полковник Голова-Качанов успокоился. Повеселел. Но тут вбегает в управление пристав Носорогов и показывает полковнику бумагу.
— Ва-а… ва-а, — заикается, — ва-а-ше высокородие, извольте взглянуть. Только что содрал с пушки.
Глянул полковник — листовка: «Да здравствует Первое мая! Долой самодержавие!»
Опять побелел Голова-Качанов. Опять схватился за голову. А Носорогов снова своё.
— Ваше высокородие, не иначе, как быть восстанию.
И снова забегали по городу жандармы и шпики. Приготовились пулемётчики. А Голова-Качанов приказал из пушки через каждый час стрелять холостым зарядом. Для острастки, чтобы все знали, что власть начеку.
То и дело к полковнику являются жандармские приставы и офицеры, докладывают, везде ли спокойно.
Пришёл пристав Тупиков:
— Ваше высокородие, всё в полном порядке.
— Молодец. Ступай.
Прибыл поручик Кутейкин:
— Ваше высокородие, всё в полном порядке.
— Молодец. Ступай.
Прибыл и Носорогов:
— Ваше высокородие, никаких нарушений не обнаружено. Всё в полном порядке.
— Молодец. Ступай.
Повернулся Носорогов, а сзади у него во всю жандармскую спину листовка: «Да здравствует Первое мая! Долой самодержавие!»
— Идиот! — взревел Голова-Качанов. — Под арест! На гауптвахту!
И снова по городу забегали жандармы и шпики. Снова залегли полицейские за пулемёты. Снова ударила пушка.
А тем временем рабочие собрались в загородной роще и спокойно отпраздновали Первое мая.
В немецкий порт Гамбург прибыл русский пароход «Пётр Великий». Прибыл в день Первого мая. Привезли русские моряки срочные грузы. Пора приступить к работе. А на пристани никого нет. Бастуют немецкие грузчики. Требуют, чтобы владельцы порта на час сократили рабочий день.
Грузы на «Петре Великом» срочные. Отдал тогда капитан приказ приступить к работе самой команде.
Заволновались матросы:
— Как же это, братцы, а?
— Подведём немцев.
Посовещались матросы и отказались выполнить приказ капитана. Прошёл день, второй, третий. Собралось за это время в гамбургском порту до десятка других кораблей: английские, французские, датские. Узнали и на этих кораблях матросы, в чём дело. Решили и они поддержать немцев.
Стоят суда у причалов. Замер гамбургский порт. Лишь вахтенные ходят по палубам.
Прошла неделя. И вот как-то уже в темноте к вахтенному матросу Ивану Гагину подошёл носатый немец и сунул записку.
Немецкий язык Гагин не знал. Крутит бумагу в руках, размышляет, как ему быть. И вахту оставить нельзя, и некого крикнуть — все спят. А бумага, наверное, важная…
Прошёлся Гагин по палубе, приблизился к капитанской каюте. Темно.
«Ладно, — решает. — Капитан спит, не заметит, сбегаю вниз к товарищам».
Спустился в матросский кубрик, стал будить соседа по койке Фому Спирина.
— Ну что тебе? — нехотя отозвался Спирин.
— Бумага.
— Какая ещё бумага?
— Немец сунул.
Взял Спирин бумагу, поднёс к глазам. Пожал плечами.
Стали будить других. Многие и сами начали просыпаться. Только читать по-немецки никто не умеет.
— Буди Сомова. Он знает.
Разбудили. Посмотрел Сомов бумагу, улыбнулся.
— Да ты давай вслух, — зашумели матросы.
— «Либе геноссен», — прочитал Сомов.
Все стихли.
— Дорогие товарищи, — перевёл он на русский язык.
— Ясно. Давай дальше.
— «Данк фюр ойре золидаритэт» — благодарим за солидарность, то есть за помощь, — объяснил Сомов.
— Понятно.
— Ишь ты!
— Правильно!
— Давай дальше.
— «Вир хабен гезигг. Пролетариер аллер лендер, ферайнигт ойх!» прочитал Сомов. — Мы победили. Пролетарии всех стран…
— …соединяйтесь! — выпалил Спирин.
— Верно, — произнёс Сомов.
Мало кто из матросов в эту ночь спал.
— Взяла, значит, — радовались они. — Добились. Помогли, выходит, и мы немцам.
На следующий день с утра немецкие грузчики приступили к работе. Таскают с «Петра Великого» ящики, бочки. Посматривают на русских, улыбаются.
Принялись и русские помогать немцам. Взялся и Гагин. Подхватил с каким-то немцем тяжёлый ящик, присмотрелся, а немец — тот самый, что записку вчера ему сунул. Кивнул ему по-приятельски Гагин. И немец кивнул.
— Пролетариер аллер лендер, ферайнигт ойх! — прошептал немец.
— Ферайнигт ойх! — повторил Гагин.
