Секретная история вампиров - [18]

— Вы хотите сказать, от грабителя могил!

— Гарри, прошу вас, сядьте и выслушайте меня.

Когда Гудини стало ясно, что, пока он не подчинится, продолжения не услышать, он сделал успокаивающий вздох и присел. Сэр Артур кивнул:

— Месяц назад в Лондоне, в доме лорда и леди Банкрофт, я видел, как человек, о котором я упомянул, вытащил этот платок из воздуха. Он сидел в кресле, в окружении дюжины людей, среди которых находился и я. Ни один из нас не приближался достаточно, чтобы дотронуться до него, и он не мог дотянуться до сидящих. Это было…

— Как по мановению волшебной палочки, — перебил Гудини, и на глазах сэра Артура платок в его руках исчез и появился снова. — Первый трюк, который выучивает любой фокусник, сэр Артур. И если ваше доказательство основывается на нем…

— Вовсе нет, и уж будьте так добры, отдайте мне должное. Я видел и ваши выступления, и достаточно других фокусников, чтобы заметить разницу. И то, что показывал он, ничуть на них не походило. Через миг после появления платка послышался голос — бестелесный, он как бы парил в воздухе вокруг нас, — женский голос. И он очень походил на голос вашей матери, каким я его помню.

— Боже правый! — Гудини даже не пытался подавить смех или скрыть сарказм в голосе. — Ловкость рук и записанный женский голос, который, возможно, мог принадлежать моей…

— Вашей матери. И этот голос передал сообщение для вас и называл вас Энрихом. Прошу прощения за мое произношение. — Сэр Артур прочистил горло, и на лице его наконец проглянуло смущенное раскаяние, — Сообщение такое: «Нит азой гих, майн зун». Боюсь, что не понимаю, что оно означает.

Гудини опустил глаза и осторожно разжал руку с платком.

— Оно означает: «Не надо так торопиться, сын». Последние слова матери перед тем, как я отплыл в Европу. Я побежал по сходням, чтобы поцеловать ее напоследок, и едва не поскользнулся. Она пожурила меня за это. Шепотом. Я думал, что ее никто не слышал. Что это за спиритуалист, сэр Артур?

— Его зовут Йелдгрейв.[13]

— Самый нелепый сценический псевдоним из всех, что мне доводилось встречать, но очень подходящее имя для грабителя могил. — Приглушенно хмыкнув, Гудини сложил платок и спрятал его в жилетный карман. — Прошу меня извинить, сэр Артур, но если это и есть ваше доказательство, то его легко объяснить. Выкраденный платок, подслушанный разговор между матерью и сыном и актриса, готовая записать свой голос и выдать его за духа. Могу вас заверить, что моя кампания против подобных самозваных медиумов, которая так полюбилась прессе, принесла достаточно похожих вызовов, но я удивлен, что вы попались на такую жалкую приманку, сэр Артур. Тот человек всего лишь хорошо подготовился, вот и все.

Но англичанин упрямо качал головой после каждого приводимого Гудини довода.

— Нет. Это далеко не все, Гарри. Я был там, я видел, как платок появился, будто…

Гудини протянул пустую руку, чуть повернул запястье и через миг уже держал в пальцах бокал, упавший ранее на ковер.

— Будто по волшебству, сэр Артур. — Он протянул англичанину бокал и встал, опустив голову в поклоне. — Вы видели сценическое волшебство, больше ничего. Оно является не бблее веским доказательством спиритуалистического мира, чем ловкая ножка Маржери, которой та постукивала по «ящику духов» под моим стулом. Сэр Артур, вас провели, как босоногого мальчишку на первой в его жизни ярмарке. Этот Йелдгрейв не кто иной, как очередной салонный шарлатан, играющий на наивной доверчивости высшего света. Он самозванец.

Внезапный холодок пробежал по спине и шее Гудини.

— Я нахожу это прозвище обидным… сэр.

Глубокий голос звучал мягко, акцент выдавал человека культурного и образованного — прекрасное подражание коренному англичанину, благодаря которому он сумел убедить сэра Артура, что тот имеет дело с соотечественником. Но Гудини уловил хоть и едва заметные, но знакомые интонации под светским лоском и ответил, поворачиваясь:

— Meu a-si cere iertare, domnule.[14]

Вошедший мужчина стоял на самом пороге комнаты, его лицо терялось в пляшущих тенях, которые отбрасывали огонь в камине и закрытые абажурами лампы, но Гудини заметил, как бледные, с длинными пальцами руки на мгновение сжались в кулаки.

— Извинение принято, — ответил культурный голос.

— Вы… — Сэр Артур поднялся на ноги и направился мимо Гудини к мужчине, все еще сжимая в руке бокал из-под хереса. — Вы говорите…

— На румынском, — закончил мужчина и сделал шаг в комнату. — У меня дар к языкам, мистер Дойл, и я говорю на многих.

Остроумный, язвительный ответ умер на губах Гудини, когда Йелдгрейв ступил на свет. Перед ним стоял ходячий труп. Он был худ настолько, что выглядел изморенным голодом, а его кожа по цвету напоминала свернувшееся молоко; темно-синий бархатный халат только подчеркивал впадины вокруг угольно-черных глаз. Только губы сохранили цвет — красный, как цвет сырого мяса.

Когда мужчина протянул руку, Гудини непроизвольно подался назад. Он уже видел подобное ранее: сперва на родине, а потом в трущобах, где обитала его семья по приезде в Америку. Стоящий перед ним мужчина умирал от пристрастия к опиуму.

От прикосновения длинных холодных пальцев по руке Гудини поползли мурашки.