Секретарь - [14]

– А эти для кого? – однажды спросила меня Анжелика, с подозрением глядя на печенье, которое я заворачивала в плотную коричневую бумагу.

Подняв голову, я увидела, что она испугана.

– Иди сюда, солнышко. – Я притянула ее к себе на колени. К тому времени ей уже исполнилось девять, но она по-прежнему ластилась ко мне, как в четыре года. Я поцеловала ее в макушку. – Это подарок для Лотти, дочки Мины. Она уехала учиться в закрытую школу. Ты же знаешь, что такое закрытая школа?

Анжелика кивнула.

– Я тут подумала: пожалуй, надо бы и мальчикам послать. Им не так повезло, как тебе, ты ведь живешь дома, с мамой и папой. А печенье их порадует, правильно?

Она снова кивнула, и я показала ей, как красиво завязать на свертках бантики из рафии – в точности как делала при мне Мина много лет назад.

Дела отнимали у Мины все больше времени, ей было трудно уделять детям внимание, в котором они нуждались, и я помогала ей чем могла. Мне вовсе не составляло труда в свои выходные приготовить немножко домашних лакомств, а потом занести их на почту вместе с запиской.

К тому времени я научилась виртуозно подделывать почерк Мины.

Пока я писала письма, которые собиралась приложить к посылкам, Анжелика обнимала меня за талию, прижимаясь щекой к моей груди, и только теперь я задаюсь вопросом: неужели она боялась, что я и себя отправлю посылкой в подарок чужим детям?

11

Мне понадобилось некоторое время, чтобы освоиться здесь, но теперь я чувствую себя как дома. «Лавры» расположены в уединенном уголке, и я провожу много времени с чашкой чая в руке, глядя в окно своей комнаты. Просто сижу и смотрю. Кресло я повернула так, что в окно открывается такой же вид, что и птицам, сидящим на ветках.

Моя давняя мечта – когда-нибудь поселиться на побережье. Иногда по ночам, когда я закрываю глаза, шорох ветра в листве напоминает мне шум прибоя. Порой мне даже удается поверить, что море рядом, но деревья растут так близко к дому, что при сильном ветре стучат ветками в окно, словно кто-то просится впустить его, и тогда я возвращаюсь к действительности.

Сегодня головная боль вгрызается мне в висок, поэтому я возвращаюсь в постель, под одеяло. Закрываю глаза и вслушиваюсь в шорох листьев снаружи, надеясь, что их волшебство подействует. И смягчит бурю у меня в голове. Пробую представить себе, как парю в воздухе, а ветки передают меня одна другой, поддерживают, не дают упасть. Я высоко в воздухе, легкая, как перышко, и спустя некоторое время мне удается открыть глаза. Внизу, подо мной, прошлое, и оказывается, смотреть на него отсюда не так мучительно.

Меня обвиняли в том, что я принесла свою семью на алтарь Мины Эплтон, а я много лет это отрицала.

– Пожалуйста, Крис, скажи ей, что не сможешь поехать.

Было одно из декабрьских воскресений, конец дня, за окном уже стемнело. Я собирала вещи для поездки в Нью-Йорк, а Майк стоял у меня над душой. Мне предстояло лететь тем же вечером, восьмичасовым рейсом.

– Ты же говорила, что на этот раз поедет кто-то другой. Так зачем менять планы? Да еще в последнюю минуту?

Вопрос был резонный – его зададут мне вновь через много лет, спустя столько времени после того события, что он застанет меня врасплох. В первый раз он был сформулирован иначе, но смысл остался тем же.

Я сама стремилась сопровождать Мину в зарубежных поездках. Мы путешествовали первым классом, останавливались в лучших отелях, и я, не скрою, наслаждалась этими благами. Все время разговора я продолжала укладывать одежду в чемодан, поэтому Майк осторожно задержал мои руки в своих и повернул меня к себе.

– Прошу тебя, милая, – он не сердился, а недоумевал, – просто позвони ей прямо сейчас и скажи, что не сможешь поехать. Не надо перед ней пасовать.

– Речь не о том, кто перед кем пасует, Майк. – Но дело было именно в этом. – Ведь в любом случае Люси, как выяснилось, поехать не может. А Сара все еще в отпуске. И потом, это же всего на четыре дня. – Мой голос звучал деловито, ничем не выдавая моих душевных мук. – В выходные вернусь.

Он отпустил мои руки, я отвернулась, но чувствовала на себе его пристальный взгляд, пока застегивала молнию на чемодане. И потом, когда открыла ящик тумбочки у кровати и вынула свой паспорт.

– Кристина, я не знаю, что еще тебе сказать. Но разве не семья должна быть для тебя на первом месте? – Голос Майка звучал совсем убито, но не ему, а мне было суждено до конца своих дней жалеть о решении отправиться в эту поездку.

– Майк, всего четыре дня.

Я солгала ему. Потому что не хотела, чтобы он увидел, насколько я бесхребетна. На самом деле вместо меня преспокойно могла поехать Люси. Ей предстояло бы сопровождать Мину в первый раз, поэтому я долго готовила свою помощницу, убеждалась, что она понимает, в чем состоят ее обязанности. Люси ликовала. И была благодарна мне за то, что я предложила поездку ей. В пятницу перед уходом с работы я заглянула к Мине, чтобы пожелать ей счастливого пути и убедиться, что ее все устраивает. Но, едва шагнув через порог, я поняла: нет, не все.

Она стояла ко мне спиной, не желая даже замечать мое присутствие. Пока я еще раз пробежалась по ее графику, который, честно говоря, был непростым и очень плотным – целый ряд совещаний, обедов и ужинов, – она барабанила пальцами по подоконнику.