Секрет Жавотты - [15]

— Вот как! — отозвался Арман. — Что же случилось? У тебя такой радостный вид, что смотреть приятно!

— Для этой радости есть основания, и далась она мне нелегко. Жавотта долго колебалась, болтала без умолку, врала невесть что; но я уверен, в конце концов она уступит, я рассчитываю на нее. Сегодня вечером браслет будет у нас, а завтра утром мы, для разнообразия, будем драться на дуэли с Ла Брето- ньером.

— Опять ты придираешься к бедняге! Видно, ты уж одень на него зол!

— Нет, по правде сказать, я уже не питаю к нему злобы. Я встретился с ним, обругал его; раз — другой кольну его шпагой — и прошу.

— Где же ты его видел? У своей красотки?

— Ах, ты, господи, да, у нее; ведь этот субъект всюду суется.

— Из‑за чего началась ссора?

— Говорю тебе, никакой ссоры не было; обменялись двумя словами — сущий пустяк; мы еще побеседуем с тобой об этом. А сейчас прежде всего пойдем к Фоссену и купим что‑нибудь для Жавотты, я с ней уговорился насчет обмена; ведь когда женщина зовется Жавоттой и даже когда она зовется как‑нибудь иначе, от нее ничего не получишь даром.

Ну что ж, — сказал Арман, — я не меньше тебя радуюсь тому, что ты достиг своей цели и можешь теперь пристыдить маркизу. Но по пути к Фоссену, дорогой друг, обсудим серьезно, прошу тебя, вторую половину той мести, которую ты задумал. Это дело представляется мне более чем странным.

Напрасный труд, — возразил Тристан, — это решено. Прав я или неправ — безразлично; сегодня утром мы еще могли спорить об этом; сейчас вино нацежено, надо его выпить.

— Я неустанно буду твердить тебе, — продолжал Арман, — что я не понимаю, как человек твоего склада, военный, всеми признанный храбрец, может находить удовольствие в этих дуэлях без повода, этих ребяческих ссорах, этих озорных выходках, которые, возможно, когда‑то были в моде, а сейчас высмеиваются решительно всеми. Ссоры из‑за принадлежности к той или иной партии, дуэли из‑за разницы в цвете кокарды понятны во времена политических потрясений. Республиканцу может казаться забавным полязгать оружием в поединке с роялистом только потому, что они не сходятся во взглядах; когда бушуют страсти, все простительно. Но тут я даже не намерен давать тебе советы, я безоговорочно осуждаю тебя. Если ты твердо решил драться, я, не задумываясь, скажу тебе, что при таких обстоятельствах я бы отказался быть секундантом у самого близкого друга.

— Я не прошу тебя об этой услуге, а только прошу молчать; пойдем к Фоссену, __ Пойдем куда захочешь, но я буду стоять на своем. Не- любить навязчивого человека — такое может случиться с каждым, избегать его, трунить над ним, это еще куда ни шло, но Стремиться его уничтожить — это ужасно.

— Уверяю тебя, я его не убью; я тебе это обещаю, я ручаюсь тебе в этом. Оцарапаю его кончиком шпаги, вот и все.

Я хочу, чтобы у верного рыцаря госпожи де Вернаж рука некоторое время была на перевязи, а ей самой я намерен смиренно поднести браслет моей гризетки.

Подумай хорошенько, это ведь совсем не нужно. Если ты хочешь драться на дуэли, чтобы смыть пятно с твоей чести, при чем тут браслет? А если для тебя всего важнее браслет — к чему тогда дуэль? Если ты хоть каплю меня любишь, она не состоится.

— Я очень тебя люблю, но она состоится.

Продолжая спорить, братья дошли до магазина Фоссена. — Тристан хотел, чтобы Жавотта не пожалела о том, что согласилась на мену. Поэтому он выбрал красивую цепочку для часов и велел тщательно ее упаковать; он решил сам отнести ее Жа- вотте и, в случае., если она его не примет, дождаться ответа во что бы то ни стало. Видя, как брата радует мысль, что он скоро вернется со своим браслетом, Арман, думавший о другом, не предложил сопровождать его. Они условились встретиться вечером.

Когда они прощались, колесо открытого экипажа, мчавшегося с изрядным шумом, едва не задело тротуар улицы Ришелье. Необычайные, бросавшиеся в глаза ливреи кучера и слуги привлекали внимание прохожих, они оборачивались. В экипаже, небрежно развалясь, сидела г — жа де Вернаж, одна. Маркиза заметила обоих братьев и с покровительственным видом слегка кивнула им головой.

— О! — сказал Тристан, побледнев. — Видно, неприятель решил обозреть театр военных действий. Прекрасная дама отказалась от пресловутой охоты ради того, чтобы прогуляться по Елисейским полям и подышать парижской пылью. Пусть едет с миром! Она явилась вовремя. Я очень польщен тем, что вижу ее здесь. Будь я самовлюбленным фатом, я вообразил бы, что она приехала узнать, как мне живется. Отнюдь нет! Смотри, с каким аристократическим пренебрежением, превосходящим даже надменность Жавотты, она соблаговолила заметить нас. Бьюсь об заклад, она сама не знает, зачем приехала; эти женщины ищут опасности, как мотыльки — света. Пусть спит спокойно нынче ночью! Завтра я явлюсь к ее утреннему выходу, и тут мы посмотрим! Я заранее ликую при мысли, что такая гордыня будет сломлена таким оружием. Если б только маркиза знала, что сейчас я несу какой‑то девчонке подарочек, который даст мне право сказать: «Маркиза, ваши прелестные уста лгали, от ваших поцелуев веет клеветой», — что бы она сказала? Быть может, стала бы менее чванна, но не менее красива… Прощай, дорогой, до вечера.