Секрет Юлиана Отступника - [49]

Когда он свернул за угол, полицейские уже выходили из парадной двери дома профессора.

— Schnell! Ег hat da gelaufen![26] — воскликнул Лэнг, указывая направо.

Он решил положиться на известную теорию, основывающуюся на том, что немцы должны выполнять любую команду, если только она отдается громко и уверенно. Но в данном случае теория подтвердилась только наполовину. Один полицейский рванулся в указанном Лэнгом направлении; второй же остановился и, прищурившись, не давая Лэнгу пройти к автомобилю, внимательно всмотрелся в его лицо. Можно было не сомневаться, что он сравнивал стоявшего перед ним мужчину с фотографией, опубликованной в утренней газете.

— Кто вы такой и что вы делали в доме герра профессора? — спросил по-английски полицейский, взявшись за кобуру.

Значит, распознал в Лэнге американца. Вероятно, нужно было скомандовать сухо, будто сплевывая слова, а Лэнг грозно зарычал.

Впрочем, Лэнг не стал задумываться над недостатками своей лингвистической подготовки. Он выхватил «глок» и прицелился в голову немца раньше, чем тот успел открыть кобуру.

— Так и держите правую руку. Левую руку заведите за спину, достаньте пистолет двумя пальцами за рукоять и киньте как можно дальше.

Полицейскому, судя по всему, не понравилось выражение лица американца — он беспрекословно повиновался.

— Умница! Теперь бросьте туда же рацию.

Рация описала в воздухе дугу и шлепнулась где-то за спиной Лэнга, за забором.

Поглядывая искоса в ту сторону, куда убежал второй полицейский, Рейлли провел своего пленника к его автомобилю, одним движением разорвал провод встроенной рации и приковал беднягу наручниками к рулевому колесу. Взглянув под «торпеду», он обнаружил рукоять замка капота; открыв мотор, сорвал крышку распределителя и отправил ее вслед за рацией и оружием. После этого спокойно сел в свою машину и уехал в направлении, противоположном тому, куда был отправлен первый полицейский.

На обратном пути в гостиницу он остановился возле аптеки, обозначенной вывеской, изображавшей ступку и пестик, и купил краску для волос, ватные шарики, ортопедический корсет и оправу для очков с простыми стеклами. Чуть дальше, в другом магазине, он приобрел смену одежды, оставшейся в аэропорту, — мешковатые немецкие джинсы, какие не стал бы носить ни один ковбой из тех, кого он когда-либо видел, и итальянскую трикотажную рубашку. Особенно внимательно он выбирал сандалии и черные носки, стараясь как можно больше походить на среднестатистического европейца.

Теперь любой, кто ищет американца Лэнгфорда Рейлли, увидит белокурого немного толстощекого мужчину, одетого в обычную европейскую повседневную одежду. Он больше не будет походить на фото в паспорте, но это ничего не значит до тех пор, пока он находится в Европе. «Общий рынок», по сути, отменил границы между его участниками.

Когда Лэнг возвращался к автомобилю, мимо с воем сирен промчались, направляясь в ту сторону, где остался дом Блюхера, три полицейские машины. Он подумал, что униженному им служителю порядка предстоит непростое объяснение со своим начальством.

Когда Герт вернулась в гостиницу, Лэнг красил в ванной волосы.

— Неужели герру профессору не подошло ничего из этих вещей? — осведомилась Герт, увидев разложенные на кровати покупки.

Лэнг поднял глаза на ее отражение в зеркале.

— Лучше бы тебе не бросать нынешнюю работу. Комик из тебя не получится.

Она непонимающе взглянула на его лицо в зеркале; пришлось все объяснить.

— Блюхер мертв. Убит точно так же, как и Дон. Пока я находился в доме, заявились полицейские. Я оставил одного из них пристегнутым наручниками к баранке его машины.

Герт, похоже, не слишком удивилась. Конфликты с полицией уже входили у Лэнга в привычку.

— А остальные?

— Только один. Он гонялся за мною где-то в других местах.

Она кивнула, медленно переваривая новость, а потом запустила руку в свою необъятную сумку и вытащила пачку сигарет.

Лэнг отвернулся от зеркала.

— Рано или поздно эта пакость убьет тебя, — страдальчески поморщившись, сказал он, когда Герт чиркнула спичкой.

Она выдохнула струйку голубоватого дыма.

— Не раньше, чем тебя застрелит какой-нибудь полицейский.

Тут крыть было нечем. Туше, как говорят фехтовальщики.

Герт поглядела по сторонам, нашла пепельницу и кинула туда спичку.

— А что-нибудь еще, кроме полиции, тебе удалось найти?

— Кто-то уже хорошенько порылся там, все было засыпано бумагами. А я не успел ничего посмотреть — явилось гестапо.

Герт села на край кровати; в одной руке сигарета, а другой она взяла пепельницу и принялась рассеянно крутить ее.

— Полагаю, нам придется вскоре покинуть Гейдельберг.

Лэнг вернулся к зеркалу, чтобы оценить новый цвет волос.

— Как можно скорее. Пока полицейские не распространили мой портрет еще больше, чем это сделала газета.

— И куда же мы отправимся? Они установят наблюдение во всех аэропортах.

Удовлетворившись увиденным, Лэнг потянулся за имевшимся в ванной феном для волос и, включая его, спросил:

— Как насчет хорошей дальней поездки, скажем, в Монсегюр?

Герт потушила сигарету.

— Почему в Монсегюр? — спросила она, повысив голос, чтобы перекрыть визгливый шум фена.