Секрет Ярика - [21]

— Дайте мне ваше ружье, Игнатий Павлович!

Почему он медлит? Что он думает, мой случайный спутник?

Я беру протянутое ружье, толкаю предохранитель и раз за разом стреляю в низкое, черное небо…

Выбор

Болото начиналось на задворках дома. Я скинул проволочную петлю с калитки, вышел из огорода и разрешил своей спутнице идти в поиск.

Спутница моя — легавая собака по имени Кешка. Кешку подарил приятель. Подарок пришелся ко времени. Той весной лишился я молодой англичанки, погибшей от нервной чумы, загоревал, растерялся. Тут и привел он мне желто-пегого пойнтера, годовалую уже собаку. Потому и кличка осталась у нее такая нелепая для легавой: не принято у охотников менять на свою, новую. Было это пять лет назад. Собачонку я натаскал сам, в семье Она прижилась быстро и хорошо. Дочь говорит про нее: «Не знаю, какая она там охотница, но как человек — очень приятная». Характер у Кешки веселый, общительный. Любит улыбаться. Многие собаки это умеют — приподнимут губу и сделают веселые глаза. Кешка улыбалась широко.

Я разрешил Кешке идти в поиск и только успел опустить в патронник пару новеньких аккуратных семерок[16], как краем глаза заметил, что Кешка турнула дупеля. Из-под морды вылетел, протянул над самой травой и, всплеснув угловатыми крылышками, ткнулся в осоку у кромки можжевеловой заросли. Кешка неторопливым галопцем двинулась за дупелем, выпихнула его и проводила равнодушным взглядом. На этот раз птица поднялась высоко и скрылась за лесистым мысом.

Я сел на серый полевой камень и приложил к губам свисток. Собачонка охотно пришла, улыбнулась и легла у ног. Вид у нее был безмятежный. Я сказал:

— Кешка, чертова собачонка! Так нельзя. Ты взрослая, натасканная, дипломированная легавая. И что же? Ни поиска, ни чутья, ни стойки, и еще гонишь! Попами домой вернемся. Кончай это дело! Иди не греши.

Кешка немедленно вскочила, взглянула мне в глаза, еще раз улыбнулась и помчалась вниз к болоту.

Упрекают частенько нас, охотников, что, увлекаясь своим делом, ничего кругом не видим. Бежим по лесу — бах! трах! тарарах! Вторглись, тишину нарушили, все кругом разогнали, распугали. До чего же не верно! Конечно, бывает, что в горячей погоне за хитрым и ловким зверем, скажем за лисой или куницей, больше на след смотрим и оглянуться некогда. Зато другой раз выберется минутка или часок, присядешь, притихнешь, и нет тебя — растворился в тишине, красоте и покое. Только глаза и уши живы.

Точно так сидел я на камне и любовался болотом. В этот утренний час, тихий и прозрачный, имело оно вид необыкновенный. Посмотреть сверху — широкое поле, окольцованное по холмам темным лесом. Из елового бора выбежал хоровод в желтых платьях. Выбежал, стремясь туда, к середине, где расплескана синь моховых озер и окнищ, выбежал и остановился — дальше топко. Замерли березы, окаймив болото бесшумным и ровным пламенем. И все вокруг веселило по-осеннему не жаркое, но очень ясное солнце, и лучи его играли с нежными нитями летучей паутины и каплями росы на седой отаве.

Время шло, надо было подниматься и идти. Я поискал глазами Кешку. Увидел далеко-далеко на красном мху недвижную белую собаку. Заторопился, а не надо было: Кешка стояла твердо. Высоко подняв голову и вытянув хвост-прутик, она замерла на голом месте, только впереди маячил густой и одинокий таловый куст.

— Вперед, Кеша, вперед! Тише! Тише!

Очень быстро шла на птицу собака, я поспевал крупным шагом, почти бежал. В голову не пришло, что впереди не бекас, не дупель, а у меня в стволах мелкая дробь. Но, видимо, не хотелось тетереву вылетать на открытое, долго таился, поднялся рядом, большой, гремящий тугими крыльями, и шлепнулся на мох от первого выстрела. Кеша не торопясь подбежала, взяла черныша за крыло и подала в руки.

Нарядная птица — темная грудь отливает зеленым и синим, снежно-чистые подкрылья, черная лира хвоста, строгий клюв и удивительные, ни на что не похожие брови, пухлые, ярко-алые. Птица-цветок. Я держу ее в руках, любуясь, бережно расправляю надломленное дробью перо.

И еще удивительно — как это собаки могут причуивать на таком большом расстоянии?

Стыдливо оглянувшись, я ткнул нос в синюю грудь косача. Пахло едва уловимо чем-то лесным, горьковатым.

Тут я заметил, что собачка моя сидит рядом и ждет, сказал, вспоминая ее отличную работу:

— Кешенька! Вот так и надо. Прекрасно можешь работать и по бекасу, и по дупелю… если захочешь. Ступай!

Кеша привычно улыбнулась и, едва отбежав, прихватила ветер, потянула и стала по паре бекасов, запавших у ржавой мочажины. Отлично сработала. И так у нас пошло и пошло до конца дня. Совершенно замечательная собачонка, все у нее: и поиск, и чутье, и стойка!

Мы поднимались от болота к дому. Такая тишина пала на землю, что далекий лай дворовой собаки казался рядом, а шаги мои непомерно громкими. Убранные, вспаханные нивы пахли открытой землей и сытным запахом перебродившего капустного листа. Я шел, любуясь багряными вершинами осин, тонко вырезанными на безоблачном небе, и мне было радостно. Так хорошо, что не испугался я вчерашней ненастной погоды, поехал на охоту, и вот такой отличный день выдался!