Секрет Сабины Шпильрайн - [17]

Целый месяц прошел для меня как во сне. По утрам мама Валя и Рената уходили на работу, Еву Павел Наумович устроил в летний лагерь, и мы с Сабиной оставались одни. Сначала Сабина читала мне вслух по-немецки сказки про Рейнеке Лиса, который никого не жалел и был ужасный обманщик, – она читала одну и ту же сказку много раз подряд, а потом просила меня повторить ее. Мне эти сказки нравились, они были очень смешные, и я изо всех сил старалась их пересказать, но слова застревали у меня в горле. Тогда Сабина стала читать мне по одной фразе несколько раз, а потом спрашивала: «Ты могла бы повторить эту фразу, если б научилась говорить?» Я повторяла эту фразу про себя и кивала головой. «А теперь следующую». Я опять повторяла и кивала. И так день за днем, день за днем. Странно, но Сабина никогда не уставала от моего молчания.

Я уже выучила много сказок наизусть, но это не помогло мне начать говорить. Однажды мы с Сабиной так увлеклись, что не заметили, как Рената вернулась с работы. Она вела музыкальные занятия в нескольких детских садах и терпеть не могла свою работу. Поэтому она всегда приходила домой сердитая, но особенно сильно она рассердилась в тот день, потому что Сабина, занимаясь со мной, забыла приготовить обед. Мы в пятый раз читали про то, как Рейнеке Лис уговорил Кота Гейнци сунуть лапу в мышеловку, и вдруг дверь с треском распахнулась и в комнату влетела Рената с криком: «Что, мамочка, обеда сегодня нет?»

Сабина всплеснула руками: «Ой, я совсем забыла про обед!» и поднялась со стула, чтобы побежать на кухню. Но Рената не выпустила мать из комнаты. Она загородила дверь двумя руками и начала ругаться по-немецки. Она решила высказать матери все свои обиды - по-немецки, чтобы я не поняла. Она только не учла, или просто не знала, что я могу понять больше половины того, что она говорит. Я поняла не все, но достаточно:

«Конечно, дорогая мамочка, ты была очень занята с чужой девчонкой, а обо мне ты забыла. Забыла, что я каждый день бегаю из одного детского сада в другой, чтобы заработать деньги для всех вас. Ты всегда была такая, даже когда я была совсем маленькая. Ты всегда лечила чужих детей, а на меня тебе было наплевать! Тебе и на папу тоже было наплевать, ты и его забывала покормить, вот он и сбежал от нас!»

Чем громче Рената кричала, тем больней мне в голову вкручивался винт, совсем как тогда, когда прямо на меня ехал толстый мальчишка на моем велосипеде. И когда боль стала невозможной, я крикнула по-немецки замечательную фразу из Рейнеке Лиса, которую мы как раз сегодня разучили с Сабиной: «Сейчас же заткнись, а то я отдам тебя крысам!»

Стало очень тихо - обе, и Рената, и Сабина уставились на меня, как будто увидели в первый раз. Потом Сабина обхватила мою голову и начала целовать, а Рената спросила: «Когда ты успела обучить ее немецкому?» Сабина показала ей нашу любимую книжку: «Мы читаем «Рейнеке Лиса». «Но почему немецкую книжку? У тебя, что ли, русских нет?» По-моему, она искала за что бы зацепиться, чтобы придраться. Но Сабина ей не далась. Я не поняла всего, что она ответила, но зато запомнила слово в слово - от занятий с Сабиной у меня стала очень хорошая память:

«Когда у ребенка случается травма центра речи, это обычно связано с его родным языком. Но в этот центр иногда можно добраться сбоку, через иностранный язык, если путь к нему не поврежден. Я попробовала и, видишь, получила результат!»

«А по-русски она теперь тоже начнет говорить?» – все еще сердито спросила Рената.

«Cкажи что-нибудь по-русски», - попросила Сабина.

Я испуганно молчала - я не знала, смогу ли я говорить по-русски, и вообще смогу ли я еще что-нибудь сказать, или эта фраза выскочила из меня случайно. Наконец я прошептала: «Их вайс нихт, вас золь ес бедойтет, дас их зо траурих бин». Но Ренату это не устроило: «Нет, пусть скажет что-нибудь по-русски!» Она обращалась не ко мне, а к матери, а обо мне говорила, будто я какая-нибудь вещь, а не стою с нею рядом и на нее смотрю. Меня опять стала бить дрожь, и я заорала: «Отдай мой велосипед!»

«Разве у нее есть велосипед? - удивилась Рената, но спросила опять не меня, а Сабину. - Что-то я не замечала здесь никакого велосипеда». Я еще больше рассердилась. С криком : «Отдай мой велосипед!» я прыгнула на Ренату с такой силой, что вытолкнула ее в коридор. Она занесла руку, чтобы стукнуть меня, но Сабина повисла на ее локте: «Остановись! Ты же видишь, что девочку надо лечить!»

Рената отступила, но не замолчала: «Тебя хлебом не корми, только дай тебе кого-нибудь лечить. Ты искалечила все мое детство, а теперь опять взялась за старое!»

Мне стало жалко Сабину: «Но у меня есть обед, мне мама Валя оставила. Я могу отдать его Ренате». Я сказала это так ясно и четко, будто целый месяц не молчала, как чурбан. «Ну ты даешь! – На этот раз Рената, наконец , заметила меня. – не только говоришь, как пионервожатая, но еще готова накормить голодных!»

Я уже ее не слушала, я побежала на кухню и открыла крышку кастрюльки с борщом: «Ой, тут много, тут на всех нас хватит! - и добавила по-немецки из Рейнеке Лиса. – Надеюсь, вы не откажетесь разделить со мной трапезу?» Рената так и покатилась со смеху, а Сабина, зажигая керосинку, спросила: «Если мы все съедим, как же Валентина? Впрочем, мы ей сварим что-нибудь другое».