Секрет Сабины Шпильрайн - [16]

И тут они увидели меня. «Слава Богу!» - пискнула Сабина, а мама Валя подскочила ко мне и молча влепила мне такую затрещину, что я отлетела обратно на лестничную площадку. Ноги у меня подкосились, то ли от затрещины, то ли от усталости, и я плюхнулась на грязный цементный пол. Ударилась я не сильно, но в глазах у меня потемнело. Когда в глазах просветлело, я увидела над собой лицо мамы Вали, мокрое от слез. Она стояла передо мной на коленях, гладила мои щеки и бормотала: «Линочка, деточка, я думала, что я тебя никогда больше не увижу».

Я тут же сообразила, чего она боялась – что кто-то меня узнал и увез туда, откуда не возвращаются. «Все в порядке, - хотела я ее утешить. – Меня никто не узнал». Но словно чья-то рука стиснула мне горло, и вместо слов у меня изо рта вырвался то ли хрип, то ли стон. Мама Валя наклонилась, оторвала меня от пола и поставила на ноги: «Что с тобой? Лицо в грязи, платье порвано, руки-ноги в крови! Скажи, где ты была?»

Я опять попыталась ответить, и опять у меня ничего не получилось. « Почему ты не отвечаешь? Перестань притворяться, – рассердилась мама Валя, и начала меня трясти за плечи, так что у меня зубы застучали друг о друга. - Все равно, тебе придется рассказать правду!» Я опять открыла рот, чтобы рассказать правду, но вместо слов из горла у меня вырвался все, что я съела на обед - и борщ со сметаной, и котлеты с картофельным пюре, и вишневый компот с пряниками.

«Господи, что с ней?» – зарыдала мама Валя, и тут вдруг вмешалась Сабина: «Оставь ее, Валентина. – С тех пор, как приехал Павел Наумович, они перешли на «ты». - С нею случилась какая-то беда. Она не может сказать ни слова, потому что у нее типичный приступ истерии».

«Что ты о себе воображаешь? – завопила мама Валя. – Что ты знаешь про приступы?»

«Я двадцать лет лечила детей от истерии в лучших клиниках мира».

«Ты? Лечила детей? Тогда что ты делаешь здесь, если не врешь? - возмутилась мама Валя. - В этом жалком городе, в этой жалкой квартире?»

«Это долгая история, и сейчас не время ее выяснять. Сейчас надо помочь бедной девочке, пока не поздно. Надо ее помыть, покормить, если удастся, и дать снотворное, чтобы она заснула. А утром посмотрим, как ее лечить».

Они нагрели воду на двух керосинках, поставили на кухне корыто, посадили меня в корыто и искупали. Мама Валя стала смазывать иодом мои бесконечные царапины: «Это царапины от кустов шиповника, которые растут только в парке. Уж не выскочила ли ты из трамвая на Пушкинской возле парка?»

Услыхав про Пушкинскую, Сабина перестала меня вытирать и застыла с полотенцем в руках: «На Пушкинской возле парка? Странно – я жила там в детстве...»

«Ты жила на Пушкинской возле парка?» - начала мама Валя, но тут дверь распахнулась и в квартиру влетели Рената и Ева, розовые и веселые: «Если б ты слышала, мама, как мы сыграли сегодня концерт Брамса для скрипки! Нам устроили настоящую овацию! – Ева замолчала, увидев меня всю в пятнах йода. – Что случилось со Сталиной?»

«Она упала с лестницы и сильно ушиблась, - поспешно соврала Сабина. - Идите к себе, на столе приготовлен ужин, а я скоро приду и вы все мне расскажете».

Рената глянула на мать и что-то поняла. Она потянула Еву за руку и быстро закрыла за собой дверь. Мама Валя надела на меня ночную рубашку и протянула мне стакан чая: «На, выпей». Я сделала глоток, но горло снова стиснулось и чай вылетел обратно. Я вдохнула воздух и хотела сказать, что не хочу чаю, но опять только замычала без слов. Мама Валя завернула меня в теплое одеяло и уложила в кровать. Но я никак не могла успокоиться – меня трясло с ног до головы.

Сабина убежала к себе и через минуту вернулась с маленькой бутылочкой. Она налила на дно чашки немножко воды и накапала в воду несколько капель. Потом набрала то, что получилось, в пипетку, отклонила мою голову назад и капнула несколько капель в нос, сначала в одну ноздрю, потом в другую. «Вдохни глубоко и выдохни. Три раза подряд», - приказала она. Хоть в носу защипало, я послушно вдохнула и выдохнула три раза подряд. Мне почему-то нравилось выполнять приказы Сабины, и даже мама Валя затихла и перестала с ней спорить и тыкать ей в нос свой диплом медсестры.

Сабина зачерпнула чайную ложечку из чашки и поднесла к моим губам. «Пей, только очень осторожно,» – сказала она, нажимая пальцем на какую-то точку у меня чуть пониже шеи. Я потихоньку втянула в себя горькое питье и оно начало медленно спускаться мне в горло. Когда ложечка опустела, Сабина набрала вторую и мы вместе проделали то же самое. Я очень боялась, что вся эта горькая гадость снова выплеснется из меня наружу, но горло слегка расслабилось и пропустило ее внутрь. Через пару минут руки-ноги мои перестали трястись и зубы перестали стучать.

Мама Валя взяла Сабинину бутылочку и попыталась прочесть надпись на этикетке. «Никогда ничего подобного не видела. Ты кто такая, Сабина Николаевна? От кого ты прячешься? Что скрываешь?»

Ответа Сабины я не услышала, - мир вокруг меня качнулся и исчез. Там не осталось никого - ни Сабины, ни мамы Вали, ни няни Даши, ни толстого воришки верхом на моем велосипеде.