Секрет покойника - [126]

Очередь черепашьим шагом ползет вперед. И наконец, вот он, лежит в золотом гробу на возвышении, к которому ведут три ступени. Пол вокруг гроба украшен кипарисовыми венками. Рядом курятся благовония, в золотых подсвечниках мерцают свечи. На смену белым одеждам, в которых он принял крещение, пришли императорские регалии. Пурпурная мантия, вся усыпанная драгоценными камнями и золотом. Помнится, когда

Константин шагал, она громыхала на нем как доспехи. Золотая диадема, украшенная жемчугом. Красные сапоги, мыски которых отполированы до блеска прикосновением не одного десятка губ. Саван украшает его монограмма, вокруг которой вытканы сцены его побед. И над всем этим на шесте высится лабарум — его всепобеждающий штандарт.

Я всматриваюсь Константину в лицо. Набальзамированная кожа какая-то серая, неестественная. Такое впечатление, что при бальзамировании ему слегка изменили лицо. Уж слишком не похож он на себя при жизни. Передо мной не тот, кого я любил до самозабвения, не тот, кому отказал в его предсмертном желании.

Рядом жужжит муха и садится ему на нос. Рядом с гробом на табурете сидит раб. В руках у него страусово перо, чтобы отгонять мух. Я смотрю на это перо и словно прозреваю. Неожиданно до меня доходит, что лежит передо мной.

Это восковая кукла.

Слез, которые только что застилали мне глаза, как не бывало. Я ощущаю себя одураченным. Ну, конечно же! Разве они стали бы выставлять напоказ настоящее тело! Ведь Константин умер месяц назад. Никакое бальзамирование не способно сохранить облик покойника, так сказать, свежим. Тем более в такую жару. Теперь, когда я вижу это со всей очевидностью, мне становится неловко, что я позволил себя провести. От солнца одна щека размягчилась и опала, как будто с покойником случился удар. Парик, призванный заменить настоящие волосы, слегка съехал набок. Вот каков он теперь. Человек, который когда-то жил и дышал; человек, которого я знал — его больше нет. Для прощания с народом выставлена облаченная в императорские одежды статуя.

Толпа напирает сзади, подталкивая меня, заставляя идти дальше. Я шепчу молитву — нет, в память о моем друге, а не этой восковой куклы, и уступаю место у гроба следующему. Я задыхаюсь, поскорее бы уйти отсюда! Я тороплюсь к двери, в длинной аркаде, которая ведет в город. На улице все те же толпы. Люди переговариваются вполголоса, дворцовые чиновники раздают прождавшим долгие часы горящую пищу.

Но даже сквозь толпу я замечаю какое-то движение. Чувствую на себе чей-то взгляд. Чьи-то глаза наблюдают за мной.

И вот наши взгляды встретились. Он отворачивается, сделав вид, будто меня не заметил. Но я не позволю ему просто так уйти. Я проталкиваюсь сквозь толпу. Чем ближе к воротам, тем сильнее она давит со всех сторон. Я почти теряю его из вида. У-ф-ф, наконец ворота остаются позади, и я могу ускорить шаг. Он ковыляет впереди, правда, без палки — сгорбленная фигура в синем плаще. Несмотря на жару, капюшон низко натянут на лицо. Через двадцать шагов я догоняю его. Он понимает, что ему от меня не уйти. Слыша мои шаги, он останавливается и оборачивается ко мне.

Капюшон сползает ему на плечи. Это Астерий Софист.

— Что ты делаешь?

— Приходил отдать дань уважения Августу, — отвечает он. Начинает смеркаться, глубокие морщины на его лице как будто прочерчены черными чернилами. — Как величайшему христианину после Христа.

— Сейчас, когда все закончено, полагаю, что тебе тяжело.

— Это для тебя все закончено, для нас все только начинается.

Я сгораю от любопытства.

— Расскажи мне про Симмаха. И про Александра.

— Их обоих больше нет.

— Тогда расскажи мне про Евсевия. Что произошло тогда в застенке во время гонений? Скажи, тебе было обидно, что на тебя взвалили вину за его предательство? Больно ли было видеть, как он возносится к вершинам церковной власти, что он обласкан императором, в то время как тебе самому было запрещено даже переступать порог церкви?

Похоже, я попал в цель. На мгновение его лицо искажает страдальческая гримаса.

— Александр это знал, — продолжаю я. — Симмах это знал. Но они были не единственными. Это знает и кто-то еще и готов дать показания.

— Ты понятия не имеешь, о чем ты говоришь.

— Неужели?

Видно, что он колеблется. Затем в его глазах вспыхивает недобрый огонек.

— Пойдем со мной.

Очередь к гробу Константина ничуть не стала короче. Мы проталкиваемся сквозь толпу и, пройдя по улице, сворачиваем в сады рядом с ипподромом. У нас над головой последние лучи солнца отражаются от бронзовой квадриги, венчающей его северный конец. Астерий бросает в мою сторону хитрый взгляд.

— Гонения меня никогда особенно не волновали. В отличие от Евсевия. Но Евсевий склонен к панике. Именно поэтому они и подобрались к нему.

— Подобрались к нему?

— В тюрьме.

Своей честностью он сразил меня наповал.

— Так это правда?

— То, что Евсевий выдал семью христиан, а я взял на себя вину, чтобы выгородить его? — Астерий пожимает плечами, как будто только что сказанное им ему безразлично. — Александр никогда бы ничего не доказал. Дряхлый епископ, который полагается на показания бывшего гонителя? Этим бы он лишь подорвал последнее доверие к себе. Как ты себе это представляешь? Что он пришел бы на епископские выборы на пару с Симмахом? Да Евсевий одержал бы победу без всяких выборов!