Секрет опричника; Преступление в слободе - [39]

Ни на перроне, где мы встретились с Марком, ни в такси, которое я взял на привокзальной площади, он ни словом не обмолвился о том, ради чего так срочно приехал в Ярославль.

Я тоже решил набраться терпения и, прежде чем перейти к делу, накормил Марка ужином.

Потом мы уселись на диван, закурили, опять оттягивая разговор.

Мой дом-пятиэтажка стоит в глубине окраинного района города, однокомнатная угловая квартира – под самой крышей, поэтому редкие звуки проходящих мимо машин почти не доносились сюда. Все это располагало к спокойной, неторопливой беседе.

За незашторенными окнами темнело безлунное небо, но электрический свет я не включал – балконная дверь была настежь открыта, на свет моментально налетели бы комары и не дали бы покоя всю ночь.

Мы вспомнили школьных друзей, обменялись сведениями, кто кем стал и куда закинула судьба. Выяснили, что кроме нас двоих почти все однокашники обзавелись собственными семьями.

Как бы между делом Марк поинтересовался, почему я не женат. Не ответив, я переадресовал этот же вопрос ему.

– Ну, у меня служба такая – из командировки в командировку. Дома почти не бываю.

– А мне, наоборот, редко удается из дома выбраться, – кивнул я на стоявшую на письменном столе пишущую машинку.

Марк понимающе улыбнулся:

– Боишься, женитьба помешает твоей работе?

– В какой-то степени, – уклончиво ответил я.

– Понятно. С Пташниковым и Окладиным больше не встречался?

– С Михаилом Николаевичем не виделись. А у Пташникова однажды был в гостях – это он устроил мне поездку в Суздаль.

Я думал, Марк воспользуется случаем и наконец-то спросит меня, зачем я так спешно вызвал его к себе. Однако он сказал о другом:

– Неужели тебе не хочется еще раз встретиться с ними?

Неприятно, когда с тобой разговаривают, как с малолетним ребенком, поэтому я промолчал, дожидаясь, когда Марк сам объяснит, почему он вспомнил историка и краеведа.

– Вроде бы интересные, образованные люди. С такими всегда найдется о чем поговорить, тем более пишущему человеку.

– Лично тебя особенно заинтересовал Окладин, не так ли? – вспомнил я свои наблюдения в Александрове.

Это замечание почему-то не понравилось Марку, он наставительно произнес:

– Пташников тоже весьма любопытная личность. Зря ты отказываешься от дальнейшего знакомства с такими людьми. Я бы на твоем месте обязательно его продолжил.

– Ты с ним раньше встречался?

Марк сделал вид, что не понял меня:

– С кем?

– С Окладиным.

– С чего ты взял?

– Да так, показалось.

Марк ушел от ответа:

– Ты сам, помню, посматривал на него в Александрове иначе, чем на Пташникова…

Я уже совсем было собрался сообщить Марку о странном поведении Окладина в Александрове, о его неожиданном появлении в Ростове, но в последний момент меня остановило то, что сам Марк говорил со мной какими-то недомолвками, так и не ответил, встречался ли он с Окладиным раньше. Что скрывалось за этим?

– Ну, теперь рассказывай, зачем вызвал, – требовательно произнес Марк, при этом мне подумалось, что он не случайно именно сейчас сменил тему разговора, как бы опережая мои новые вопросы об Окладине. – Ты видел чернобородого?..

Я постарался изложить все, что произошло в Суздале, даже рассказал зачем-то, как ночью на переходе между Покровским собором и колокольней мне привиделся огонек свечи в руке Соломонии Сабуровой.

Марк не перебивал меня, изредка затягивался сигаретой, и красноватый огонек на ее конце вспыхивал в темноте загадочно, как блеск драгоценного камня. По какой-то странной ассоциации мне вспомнилось кольцо чернобородого, найденное мною в номере александровской гостиницы.

Закончив свой рассказ, я попытался разглядеть в темноте выражение лица Марка и узнать, не принял ли он мое сообщение за мелочь, из-за которой не следовало приезжать в Ярославль.

Однако вопросы, которые он обрушил на меня, доказывали другое:

– Как фамилия женщины-экскурсовода, у которой интересовались Царскими вратами из Новгорода?

– Я не узнавал, но ее очень легко найти – она вылитая Соломония Сабурова с портрета, который висит в музее.

– Она сказала, что любознательный турист был модно и со вкусом одет. А как именно?

– Я не спросил.

– Этот турист был в составе московской группы. Вероятно, они тоже ночевали в гостинице. Ты не заглянул в список туристов? Таким образом можно было бы узнать фамилию чернобородого. Или обратиться к руководителю группы.

– Мне это и в голову не пришло, – признался я, все больше чувствуя себя обвиняемым, прижатым уликами к стенке.

Вспомнил, что похожее ощущение я уже испытал в Александрове, когда по моей вине чернобородый не появился в гостинице, чтобы забрать оставленное им кольцо.

– Ты предполагаешь, что этого же человека видела старушка-смотрительница, он же был в гостях у немца-экскурсовода. А может, это был кто-то другой? – безжалостным тоном продолжил Марк. – Надо было точно узнать, как выглядел человек, спрашивавший про Царские врата из Новгорода. А так – одни подозрения, ничего определенного. Теперь бородатых развелось в России не меньше, чем до Петра Первого. Борода сейчас не примета, скорее наоборот.

Мне нечего было возразить Марку. Действительно, я вел себя в Суздале как мальчишка, начитавшийся шпионских книг. Не смог выяснить простейших вещей, а главное – не узнал фамилии чернобородого, хотя такая возможность, вероятно, была.