Секрет опричника; Преступление в слободе - [37]

Женщина смутилась и, покраснев, словно помолодела на глазах.

– Не знаю. Может, со стороны виднее… Между прочим, сегодня вы второй человек, который говорит мне об этом.

– А кто был первым?

– Утром я вела группу экскурсантов из Москвы. Среди них был мужчина средних лет, хорошо знающий русскую историю и церковную живопись. Особенно его интересовали иконостасы и Царские врата, в каждой церкви из-за него задерживались.

Я насторожился, попросил вспомнить, как выглядел этот любознательный экскурсант.

– Модно и со вкусом одет, черты лица правильные, черная борода с проседью. Но больше мне запомнились глаза – темные, словно без зрачков, и очень внимательные.

– Он не говорил, кто он по профессии?

– Нет, но я думаю, историк или искусствовед. Об иконописи он судил профессионально.

Я помедлил, прежде чем задать следующий вопрос:

– А этот человек не спрашивал у вас о Царских вратах, вывезенных Иваном Грозным из Новгорода?

– Как вы догадались?!

У меня рассеялись последние сомнения – утром здесь был чернобородый, наш загадочный попутчик!

– Значит, спрашивал? Что же вы ему сообщили?

– Что ни в церквах Суздаля, ни в музейных запасниках Царских врат из Новгорода, насколько я знаю, нет.

– Он расстроился, когда услышал об этом?

– Мне показалось, он ожидал именно такого ответа, а задал свой вопрос на всякий случай.

«Зачем же тогда чернобородый приезжал в Суздаль?» – спросил я себя.

– Пожалуйста, вспомните, о чем еще вы говорили с ним? Это очень важно для меня.

– Он интересовался старейшими работниками нашего музея. Я ему назвала несколько фамилий.

– Может, о ком-нибудь из них он расспрашивал подробней, чем об остальных?

– Да, пожалуй, больше всего этого человека заинтересовал Эрнст Карлович.

– Кто такой?

– По происхождению немец, во время войны попал в плен, содержался в Суздале, а когда его освободили из плена, навсегда остался здесь.

– Странная биография.

Женщина недовольно сдвинула густые брови и сказала с укором:

– Эрнст Карлович – очень милый, образованный человек. К нашей отечественной культуре относится с такой любовью, которую не в каждом русском найдешь.

Я успокоил «Соломонию», что ни в чем не подозреваю этого человека, к которому она испытывает такое уважение, но про себя подумал, что тут концы с концами явно не сходятся: если немец – честный человек, зачем тогда он потребовался чернобородому авантюристу? Не связано ли это каким-то образом с тем, что произошло в Александрове?

Рассудив так, я спросил, как мне найти Эрнста Карловича, которым интересовался любознательный турист.

– Он работает экскурсоводом в Спасо-Евфимиевом монастыре, водит там иностранные группы. Тот мужчина, который спрашивал о нем, туда и направился…

Мое поведение могло показаться «Соломонии» странным и подозрительным – быстро свернув разговор, я со всех ног бросился в соседний монастырь. При этом у меня не было ни малейшего представления о том, что буду делать, если встречу там нашего странного попутчика.

По узкому деревянному мостику перейдя речку Каменку, я вышел к Спасо-Евфимиеву монастырю. Как ни спешил, я не мог не поразиться его красоте – массивные стены монастыря больше походили на крепостные, и только обилие церквей указывало на то, что здесь скрывались не столько от врагов, сколько от жизненной суеты, искали не защиты от огня и меча, а небесного покровительства.

Когда в центральном соборе монастыря я спросил старушку-смотрительницу об Эрнсте Карловиче, она словоохотливо ответила:

– Домой он ушел, милок. К нему из Москвы кто-то приехал. Представительный мужчина, с бородой, вылитый священник.

– Кто бы это мог быть? – сказал я, будто подумал вслух.

– Может, родственник супруги Эрнста Карловича? Она недавно умерла, сердешная. Очень Эрнст Карлович убивается по ней…

Почувствовав ко мне доверие, старушка понизила голос:

– Детишек у них не осталось, так у нас поговаривают, будто Эрнст Карлович собрался на родину свою вернуться, в Германию. Только я не верю этому. Там у него, сказывали, родственников нет, а здесь полгорода знакомых и могилка супруги на кладбище. Поздно на старости лет корни обрубать.

– Слышал – хороший он человек, Эрнст Карлович, – сказал я и словно подлил масла в огонь.

– Правильно говорят, – тут же с удовольствием поддакнула мне старушка. – Всегда первый поздоровается и про жизнь поинтересуется, даром что немец. Таких уважительных людей еще поискать…

Старушка продолжала горячо расхваливать Эрнста Карловича, а я все гадал, что могло связывать порядочного человека с авантюристом? Или чернобородому надо просто что-то узнать у него? Например, нет ли здесь, в Суздале, Царских врат из Новгорода, о которых только этот немец и знает? Или приехавший к Эрнсту Карловичу гость вовсе не тот человек, с которым я столкнулся в Александрове?

Не выяснив этого, я не мог уехать из Суздаля. Перебив старушку, спросил ее, как найти дом Эрнста Карловича.

– Решил сходить, милок? Ну и правильно. Его домик совсем рядом, на улице Пожарского. – И старушка подробно объяснила мне дорогу.

Через четверть часа я был возле деревянного дома под железной крышей. Прошел мимо, украдкой вглядываясь в заставленные цветами окна, но ничего не увидел. Дойдя до первого перекрестка, повернул назад и только теперь заметил на двери небольшой навесной замок.