Секрет опричника; Преступление в слободе - [165]

– Возможно, вы правы. В пользу того, что Золотая баба, если она действительно существовала, выглядела именно так, как ее описал Герберштейн, есть одно любопытное свидетельство. В Салехардском краеведческом музее хранится овальная бронзовая бляха с изображением женщины, в чреве которой виден ребенок. Это изображение, таким образом, почти полностью соответствует описанию Герберштейна.

– Так что же тогда изобразил в своей тетради ваш геолог?

Прямо на мой вопрос Малов не ответил:

– Сигизмунд Герберштейн – не единственный автор, оставивший описание Золотой бабы. В 1578 году книгу под названием «Описание Европейской Сарматии» выпустил Алессандро Гваньини. В ней о Золотой бабе сказано следующее: «В этой Обдорской области около устья реки Оби находится некий очень древний истукан, высеченный из камня, который москвитяне называют Золотая баба, т. е. Золотая старуха. Это подобие старой женщины, держащей ребенка на руках и подле себя имеющей другого ребенка, которого называют ее внуком». Как видите, это описание больше похоже на то, что оставил геолог Щелыков, но здесь Золотая баба – каменный идол.

– Интересно, откуда Гваньини мог получить такие сведения?

– Родом он итальянец, но служил польскому королю Стефану Баторию, участвовал с ним в походе на Русское государство, был комендантом Витебской крепости. Возможно, работая над книгой, он использовал воспоминания пленных москвитян, какие-то неизвестные нам письменные источники.

– А может, он просто-напросто творчески переработал записки Герберштейна?

– Вряд ли, – не согласился с Марком археолог. – Послушайте, как Гваньини описывает сцену жертвоприношения, которой вовсе нет у Герберштейна: «Этому истукану обдорцы, угричи и вогуличи, а также другие соседские племена воздают культ почитания, жертвуют идолу самые дорогие и высокоценные собольи меха вместе с драгоценными мехами прочих зверей, закалывают в жертву ему отборнейших оленей, кровью которых мажут рот и глаза истукана; сырые же внутренности жертвы пожирают, и во время жертвоприношения колдун вопрошает истукана, что им надо делать и куда кочевать: истукан же (странно сказать) обычно дает вопрошающим верные ответы и предсказывает истинный исход их дел».

– Яркое описание, – вынужден был признать Марк. – Наверное, такое трудно придумать.

– Вот именно. Тем более что эта сцена, как отмечалось некоторыми исследователями, вполне отвечает действительным обычаям таежных народов. Но с книгой Герберштейна, вероятно, Гваньини был все-таки знаком. Вот еще один отрывок: «Рассказывают даже, что в горах, по соседству с этим истуканом, слышен какой-то звон и громкий рев: горы постоянно издают звук наподобие трубного. Об этом нельзя сказать ничего другого, кроме как то, что здесь установлены в древности какие-то инструменты или что есть подземные ходы, так устроенные самой природой, что от дуновения ветра они постоянно издают звон, рев и трубный звук».

– Да, это похоже на то, что писал Герберштейн, – сказал Марк. – Но возможно, они оба в этой части описания Золотой бабы пользовались одним, неизвестным нам источником.

– Сообщение о Золотой бабе, выступающей в роли оракула, категорически опроверг в своей книге «О государстве Русском», изданной в 1591 году, английский дипломат Джилз Флетчер, – продолжил Малов и опять заглянул в записную книжку: – Описывая пермяков и самоедов, он сообщал: «Они поклоняются солнцу, оленю, лосю и проч., но что касается рассказа о Золотой бабе, или золотом идоле, о которой случилось мне читать в некоторых описаниях этой страны, что она есть кумир в виде старухи, дающей на вопросы жреца прорицательные ответы об успехе предприятий и о будущем, то я убедился, что это пустая басня, – последние слова Малов выделил интонацией. – Только в области Обдорской, со стороны моря, близ устья большой реки Оби есть скала, которая от природы (впрочем, отчасти с помощью воображения) имеет вид женщины в лохмотьях с ребенком на руках… На этом месте обыкновенно собираются обдорские самоеды, по причине его удобства для рыбной ловли, и, действительно, иногда (по своему обычаю) колдуют и гадают о хорошем или другом успехе своих путешествий, рыбной ловли, охоты и т. п.». Таким образом, Флетчер отказывает Золотой бабе и в существовании в виде золотого идола, и в способностях предсказателя, а сводит легенду о ней к геологическому образованию где-то в устье Оби.

– Флетчер сам путешествовал в тех местах? – спросил я Малова.

– Нет, к сожалению. О Золотой бабе он написал со слов авантюриста Антона Марша, отправившего в глубь Сибири, к берегам Оби, отряд наемников с целью разведать торговые пути, а заодно контрабандой вывезти драгоценные меха.

– Значит, и к этому сообщению надо относиться критически, – сделал Марк вывод, который Малов не опротестовал, а продолжил изложение фактов:

– К тому времени, когда вышла книга Флетчера, европейские читатели могли узнать о Золотой бабе из «Космографии» Себастьяна Мюнстера – монаха-францисканца, книга которого пользовалась тогда огромным успехом. Другой монах-францисканец – француз Андре Тевэ – в своей «всемирной космографии», изданной в 1575 году, пересказал слухи о Золотой бабе, услышанные им в Константинополе. В книге было дано изображение Золотой бабы в виде сидящей на троне женщины в длинных одеждах и держащей на руках младенца. Высказывалось предположение, что ее описание Андре Тевэ получил от Семена Бельского – русского перебежчика, жившего при дворе турецкого султана. Но как оно попало к тому – неизвестно. Очень похожий рисунок Сорни Эквы сделал литовский географ Антон Вид на карте, составленной с помощью московского окольничего Ивана Ляцкого в 1555 году. Через семь лет изображение Золотой бабы, но уже с двумя детьми на коленях, оставил на своей карте англичанин Антоний Дженкинсон, снабдив его следующим пояснением: «Золотая баба, то есть Золотая старуха, пользуется поклонением у обдорцев и югры. Жрец спрашивает этого идола о том, что им следует делать или куда перекочевывать, и идол сам (удивительное дело!) дает вопрошающим верные ответы, и предсказания точно сбываются».