Секрет королевы - [27]

Мои дни кажутся теперь такими пустыми, что я жду не дождусь, когда Кэл возвратится в мои объятия. Идет дождь, превращая землю между плитами, которыми вымощен замковый двор, в грязь. Часть новоиспеченных солдат уже отправилась на север, и их места на импровизированном плацу заняли новые. И утром двор оглашают их крики и стоны.

У меня такое подавленное настроение, что леди Маргарита предлагает мне зайти в часовню и повидать отца Юнипера. Что ж, возможно, он сможет дать мне мудрый совет, хотя вряд ли у него есть еще одно послание от Кэла. Гонец, посланный в Серроне, еще не вернулся, и герцог Овинь уверен, что он не вернется никогда. Монтрисианцы считают Реновию дикой и опасной, им нравится так думать. Герцог бы немало удивился, если бы увидел наш королевский дворец, его изысканность, его красоту. Возможно, у него поубавилось бы чванства, если бы он осознал всю утонченность и изощренность старой Реновии.

Даже на моих фрейлин действует сырость зимы, пробирающая до костей, и они поддаются зимней хандре. Должно быть, они мерзнут, ожидая меня за стенами часовни на жестких скамьях, где нет камина, чтобы их согреть. Сегодня я там не задержусь, говорю я им. Я просто проведу какое-то время с отцом Юнипером, надеясь обрести душевный покой.

В часовне не пахнет травами, как бывало прежде, как будто после моего предыдущего визита сюда никто не приходил. Свеча не горит. Это не похоже на отца Юнипера.

Я сажусь на скамью и жду. Обычно священник узнает о моем приходе по хлопанью входной двери, но сегодня он все не появляется. Время проходит, течет в холодном молчании. Я не хочу его звать. Часовня – это место тихого созерцания, оно не предназначено для того, чтобы властная и надменная королева звала к себе своего слугу.

Я подхожу к маленькой арочной двери ризницы и кладу на нее руку в перчатке. Сперва я не вижу на ней ничего, напоминающего ручку, но, приглядевшись, различаю узкую скобу, также выкрашенную белым. Я была права – эта дверь массивна и тяжела, и мне приходится приложить немалую силу, чтобы сдвинуть ее с места.

Отец Юнипер всегда входит в часовню, не поднимая никакого шума. Я никогда не слышу, как он прочищает горло или скребет по полу ножками своего стула.

В ризнице, разумеется, холодно, ведь здесь никогда не разводят огонь. Я ожидала, что увижу отца Юнипера, сидящего, склонясь над какой-то рукописью, или даже дремлющего в этот пасмурный дождливый день. Когда я пытаюсь толкнуть дверь дальше, она натыкается на что-то и застревает. И я лишь с трудом протискиваюсь внутрь.

Нет, это не что-то, это отец Юнипер, он лежит навзничь на плитах пола, не двигаясь и не дыша.

Я опускаюсь на колени, прикладываю ухо к его костлявой груди, но видно сразу: он мертв, и притом давно. Его худые руки окоченели, рот широко раскрыт, зеленые глаза – тоже. Его рот окружен чем-то черным, обсыпан каким-то порошком, но это не чернила и не зола. Я не решаюсь разглядывать его. Отец Юнипер умер, и я не знаю, почему на его застывшем белом лице этот странный порошок.

Я пытаюсь взять его за руку, но они слишком окоченели и слишком холодны. Мне хочется остаться рядом с ним и зарыдать, но какой в этом смысл? Я уже давно поняла, что слезами горю не поможешь. Они только затуманивают зрение. Поэтому я заставляю себя встать и поспешить обратно в часовню. Сейчас от моих фрейлин может в кои-то веки быть хоть какой-то толк – они могут привести сюда гвардейцев и придворных лекарей. Они могут сообщить королю и всем членам Малого Совета, что в замок Монт пришла смерть.

* * *

Придворного лекаря зовут Мартин, и, в отличие от отца Юнипера, он пухл. Он садится возле тела священника на корточки и обнюхивает его, как кот, почуявший птичку. Он облачен в струящееся одеяние, белое и простое. Думаю, он нравится мне в том числе и поэтому. Он не похож на обычных придворных Хансена, помышляющих только о внешнем и ни о чем другом. Он человек вдумчивый и серьезный.

– Я не знаю, что сказать, ваше величество, – говорит он мне. Я сижу в кресле отца Юнипера, мои руки сложены на коленях и дрожат. В присутствии моих фрейлин я должна сохранять уверенный и хладнокровный вид, не показывать, насколько я расстроена, но в этой маленькой комнате, где кроме меня находится только лекарь, мне не надо скрывать ни трясущихся рук, ни моих слез. Из часовни доносится громкий топот гвардейцев, слышно, как люди входят в нее, выходят из нее, но здесь, в ризнице, находимся только я и Мартин – и бедный отец Юнипер.

– Вы сейчас унесете его отсюда и осмотрите, да? – спрашиваю я.

– Разумеется. Очевидно, что это какой-то яд. Но я еще никогда не видел ничего подобного. Понадобится время, чтобы определить, что это такое, и мы все должны очень беречься, поскольку от его остатков могут исходить ядовитые испарения. – Лекарь еще раз обнюхивает отца Юнипера. – Похоже, это какое-то зелье, сваренное из корешков и трав, но в его запахе есть что-то незнакомое мне. Да, это что-то сырое, что-то земляное, но в этом запахе есть и что-то от дикого зверя, а не чего-то, выкопанного из земли.

Я подаюсь вперед, желая услышать, что еще он имеет сказать.