Секрет государственной важности - [22]

— Какая же она христианская душа, ежели большевик… Дура, — ткнул его в бок фельдфебель. — За каждого красного нехристя сорок грехов с тебя на том свете спишут.

— Да есть ли, господин фельдфебель, тама хозяева?..

— Ты что? — нахмурился Тропарев. — Где, на том свете?

— И на том, и на этом, — ухмыльнулся второй солдат. — Я слышал, вскорости снова присягать будем. Генерал Дитерихс должон к власти подойти. Нам не впервой. Царю-батюшке присягу давал, господину Керенскому. Потом Колчаку, потом еще два раза присягал, кому — не упомню. А последняя присяга купцам Меркуловым… Не собьются на том свете, кто кому присягал?

— А ты веруй, а не испытуй! — Тропарев грозно зашевелил бородой. — Должон сам знать, для какой надобности живешь… Всякая власть от бога. — Помолчав, уже мирно спросил Захарова: — Кончим войну, снова хлеб будешь сеять?

— Захочет он теперь в земле ковыряться, жди, — откликнулся кто-то из глубины нар. — Да и дадут ли? Раньше таким-то ноздри рвали.

В твиндеке воцарилось молчание, стихла гармонь.

— Теперь коготки у вас, господин фельдфебель, — подобострастно хихикнул Веточкин, — как у барышни со Светланки. — Мозольный мастер бережно обтрогал в последний раз огромную ногу. Ловко высморкался, прижав ноздрю пальцем. — Все, господин фельдфебель, готово.

— Афанасий Иванович, — спросил немолодой солдат, — в пятом году мне в Питере знавать приходилось подполковника Дитерихса. Росту он среднего, однако жилистый. Кавалерист, господ офицеров верховой езде обучал. Я при ем конюхом служил… Здесь тоже Дитерихс, в генерал-лейтенантах ходит. Может, он и есть?

— А кто его знает, — равнодушно сказал Тропарев. — Может, и он. А ты что, признаться хочешь? Министром все равно не сделает… Дух-то от тебя! — Фельдфебель покрутил носом.

Раздался смех. Солдат-конюх всюду носил с собой терпкий, стойкий запах лошадиного пота.

— Афанасий Иванович, — послышался еще голос из глубины твиндека, — дозвольте спросить.

— Ну, что тебе? — не оборачиваясь, прогудел Тропарев.

— Правда ли, что вы из попов, что вас того… расстригли?

— Правда.

— А дозвольте узнать, за какую провинность?

— За дело. Не умеешь, сказали, шить золотом — бей молотом.

— Ребята разное тут говорят… — не унимался любопытный.

— Расскажите, господин фельдфебель, — попросил еще кто-то.

Тропарев привычно огладил густую бороду. Несколько солдат слезли с нар и сели за стол, поближе.

— Гм… гм… Антиминс во хмелю потерял.

— А что это за штука такая, Афанасий Иванович?

— Святыня. Антиминс для попа — что полковое знамя для полковника, — наставительно пробасил фельдфебель. — Сам пропадай, а знамя выручай… Без антиминса нельзя обедню служить. Когда в церкви пожар, поп должон детей своих бросить и за антиминсом бежать. Поняли? Утварь золотая пропадет — никто слова не скажет. А антиминс… беда!

— Поняли, спасибо, Афанасий Иванович. А так, ежели сказать, на что оно походит, антиминс этот?..

— Желтый шелковый плат, посередине господне погребение черной краской отштамповано, а по углам четыре евангелиста…

— И всего дела?

— А ты слушай, ежели спросил, — нахмурился Тропарев. — Главное в антиминсе — святые мощи, кои в нем зашиты, и митрополичье освящение. Рукой архиерея чернилами написано, для какой церкви, когда, где и кем освящен. — Он поерошил бороду, помолчал. — А дале вот что: церковь моя как раз и загорись. А я у купца бражничал… Ну, из церкви-то я антиминс вынес, а потом куда дел — не упомню. Тут, конечно, я и вовсе с горя запил.

— И вас в отставку, по чистой?

— В отставку. Кровью похотел позор смыть.

— Жалеешь, Афанасии Иванович, церковь-то?

— Обману много, — сказал фельдфебель и спохватился: — Ты, любопытный!.. Попадья моя от сраму померла, сын кипяток на себя опрокинул, тоже бог взял… И пошло, пошло. Когда везет, так везет, а уж как запоперечит, так хоть ты убейся… Семечкин, ты винтовки проверил? — Тропарев кивнул на две утыканные оружием беленькие, свежеоструганные пирамиды, укрепленные по бортам. Разговор круто съехал на другое. — Господин поручик говорил, завтра у берега будем, так ты того…

Глава шестая О ПОЛЬЗЕ РУССКОЙ БАНИ И БЕРЕЗОВОГО ВЕНИКА

Из всех окраин Владивостока Первая речка, пожалуй, не самая глухая. Однако и здесь, кроме собачьего лая да паровозных гудков, сегодня ничего не услышишь. Низенькие, побеленные известью домики почти невидимы в тумане.

Василий Петрович Руденко долго плутал на немощеных пустых улицах. Туман был и на руку ему, и мешал. Он подходил то к одному, то к другому дому и старался прочитать фамилию хозяина на дощечке у ворот. Вот он увидел вывеску: ядовито-желтый самовар, из-под его крышки белыми кудрями клубится пар. Внизу одно слово — «Ремонт». Маленькие домики можно было различить, только наткнувшись на них. Путник стучал в калитку, пытаясь кого-либо вызвать, но в ответ раздавался лишь заливистый собачий лай.

Невольно вспомнил Василий Петрович последние суматошные дни. После спокойного сидения на Русском острове ему досталось крепко. Сначала все пошло хорошо. С помощью Кондрашева он поступил в артель грузчиков, и удалось выполнить почти все задание. Но его все же выследили. А как взглянул полковник из контрразведки, словно выстрелил! Откуда он взялся на причале именно в тот день?.. Руденко долго не мог уйти от преследования — очень цепким оказался шпик. На Семеновском базаре оторваться не удалось. Только на Первой речке, на запасных путях, он обманул сыщика, буквально завертев его среди сотен железнодорожных вагонов. Совершенно случайно Руденко очутился у вагона, где жили хорошие знакомые; на счастье, они оказались дома и помогли ему спрятаться. Они же связали его с Кондрашевым и другими товарищами; он увиделся с ними, узнал обо всех событиях… На «Синем тюлене» почти полный провал. Что скажет товарищ Андрей? Неприятное чувство не покидало Руденко, как в детстве, после двойки по арифметике. Кроме того, чутье подсказывало, что сыщики не оставили его в покое. Если бы не туман, он вряд ли решился на свидание с товарищем Андреем.