Секрет - [9]

– Я действительно тебя ненавижу, Сэм. Оправдания и объяснения ничего не меняют. Только ты мог предать меня так. – Имоджен умолкла, а прежде чем продолжить, взглянула на Эдриана, решая, стоит ли до такой степени открываться, и заговорила тише: – Только тебе я сказала, что беременна. Нападая на меня, бандиты об этом знали. Вот почему я поняла, что предатель – ты.

Лицо Сэма изменилось; сейчас он выглядел глубоко смущенным, однако трудно было определить, насколько искренне. Не удержавшись, Имоджен влепила ему увесистую пощечину и сразу почувствовала молчаливое одобрение Эдриана. Сэм схватился за щеку; смущение уступило место гневу.

– Найдите Бриджит. Все остальное не имеет значения.

– Найдем.

Потирая лицо, детектив-инспектор Браун вышел из кабинета. Имоджен дождалась, пока тот скроется из виду и наверняка ничего не услышит, и только после этого повернулась к напарнику.

– Верю этому парню, – заявил Эдриан, сидя на краешке стола со сложенными на груди руками. – Знаю, что ты его ненавидишь, и до сих пор понятия не имею, какая чертовщина приключилась с тобой в Плимуте, но если детектив-инспектор Браун что-то знает об этом расследовании, то мы обязаны помочь. После всего, что произошло, отсидеться уже никак не удастся.

– Понимаю. Согласна. – Имоджен в ярости пнула стул.

Глава 6 Просто мальчик

В возрасте десяти лет

Изо всех сил пытаюсь сосредоточиться на проступающем в рисунке обоев лице. Когда смотрю достаточно долго, начинаю видеть лицо сердитого старика. Он тоже на меня смотрит и хмурится. Рисунок совсем девчачий, но почему-то вижу лицо старика. Иногда делаю вид, что это Бог, и молюсь ему. Говорю «молюсь», но на самом деле всего лишь перечисляю вопросы и жду, когда выражение лица изменится. Естественно, выражение так и не меняется, а вопросы остаются без ответов и продолжают крутиться в голове.

Это комната сестры, но она здесь больше не живет. Мама сохраняет обстановку в прежнем виде на тот случай, если сестра вдруг вернется, но она не вернется. Оттуда никто не возвращается. Не знаю, верю ли в существование рая или ада, но люблю притворяться, что рай действительно есть и она сидит там и уплетает мороженое и шоколад. Больше всего сестра любила фисташковое мороженое, и иногда мама покупала большую пачку специально для нее.

После смерти сестры мама много плачет. Думаю, ее можно понять. Но когда вхожу в комнату, вытирает глаза и улыбается, как будто улыбка может скрыть отчаянье. Она никогда не говорит о дочке, и я тоже не должен говорить, но нарушаю запрет. Прихожу сюда и беседую о сестре с Богом.

Мама готовит на обед молодую баранину. Наверное, чем-то расстроила папу, потому что обычно баранину мы едим по воскресеньям. Сегодня вторник. Через четыре дня мне исполнится одиннадцать лет, так что, возможно, это уже в честь дня рождения. Желудок громко урчит: там пусто, как в глубокой яме. Со вчерашнего завтрака ничего не ел. Надо вернуться в свою комнату, прежде чем меня здесь поймают. Сюда заходить запрещено. Если папа увидит, то, скорее всего, снова останусь без обеда. В обычный день можно было бы рискнуть, потому что эта комната нравится мне больше, чем еда, которую регулярно готовит мама. Вот только запах баранины… слюнки текут.

В моей комнате одиноко и запах еды ощущается не так явственно, как в комнате сестры, в нескольких шагах от кухни. Здесь я не чувствую ее присутствия. Беру книгу, которая лежит возле кровати. Это папина любимая книга, поэтому мне приказано ее прочитать. Наверное, она подготовит меня к взрослой жизни. Папе важно, чтобы я не вырос слабым. Каждый день он заставляет выучить наизусть отрывок и рассказать ему перед обедом. Только после этого можно начать есть. Вчера учить не хотелось, но сегодня баранина так вкусно пахнет, что лучше не упрямиться. Папа любит, когда я сопротивляюсь – конечно, до определенной степени. Когда думает, что я не вижу, даже слегка улыбается. Поэтому иногда, несмотря на голод, жертвую обедом, чтобы ему понравиться. Мне нравится, когда я ему нравлюсь.

За обедом читаю отрывок, который он велел выучить. Папа, кажется, разочарован, что я не продержался дольше. Что выучил текст. Что бы я ни делал, все равно его разочаровываю. Иногда кажется, что дело в словах, которые надо запомнить; иногда – что он хочет, чтобы я не послушался, а иногда – что хочет, чтобы я умер с голоду. Давным-давно перестал пытаться понять папу. Скоро вместо бесконечного заучивания наизусть придумает какое-нибудь новое мучение, потому что я стал запоминать гораздо легче и быстрее. Наверное, повзрослел. Больше ему не удается поймать меня таким способом. Интересно, что будет дальше?

За обедом мама молчит. Она часто молчит. После смерти сестры ее лицо изменилось – не знаю, может, оттого, что так много плачет. А еще она очень худая; иногда ей тоже запрещается есть.

Баранина необыкновенно вкусна; хочется еще. Когда вырасту, стану поваром и буду сам себе готовить. Вот только папа говорит, что денег в этой профессии нет; считает, что лучше стать бизнесменом. Никогда не понимал этого слова. Любая работа – бизнес, так что каждый, кто работает, – бизнесмен. Я много чего подобного не понимаю. Папа – бизнесмен. Носит костюм и делает деньги. Иногда открываю какой-нибудь ящик и обнаруживаю перетянутую резинкой пачку банкнот. Однажды в гардеробе родителей нашел двадцать тысяч фунтов. Папа никогда не рассказывает маме о своем бизнесе. Время от времени сообщает, хорошо или плохо прошел день, но без подробностей. Мне пообещал, что когда подрасту, возьмет с собой на работу, чтобы показать, как делаются хорошие деньги, потому что никто не хочет быть бедным.